СТАТЬИ >> ЭЛЕКТРОННЫЙ БИЗНЕС

Понятие системы электронных денег и ее элементы

Статья из книги «Электронные деньги»
Автор: Д.А. Кочергин, доктор экономических наук, профессор кафедры теории кредита и финансового менеджмента Санкт-Петербургского государственного университета.

Эмиссия и обращение электронных денег организуются при помощи систем электронных денег. Систему электронных денег не следует отождествлять с термином электронная платежная система[1]. Система электронных денег представляет собой модель с набором подсистем, позволяющих электронной стоимости перемещаться под контролем системного администратора, контролирующего безопасность создания, обращения и уничтожения стоимости в рамках системы. Модель системы электронных денег состоит из трех отдельных операционных областей:

1) области взаиморасчетов (клирингово-взаиморасчетной области), в которой финансовые институты, клиринговые палаты и центральный банк производят урегулирование межбанковских финансовых обязательств, возникающих в результате трансакций электронных денег;

2) эмиссионной (эмиссионно-эквайринговой области), в которой определяется структура эмиссии и эквайринга электронных денег (электронной стоимости), так же как характер взаимодействия с клирингово-расчетной областью;

3) области использования (розничной области), в которой фактически электронные деньги (электронная стоимость) перемещаются между пользователями. В этой области производятся: 1) загрузка электронной стоимости (перемещение стоимости от эмитента к пользователям); 2) платежи электронной стоимостью (перемещение стоимости между пользователями); 3) внесение денежных средств, лежащих в основе эмиссии электронных денег (перемещение стоимости от пользователей к эмитенту или эквайреру) (CPSS and GECB, 1996: 34).

Состав участников системы электронных денег будет зависеть от особенностей ее организации. В общем случае можно выделить следующих участников системы электронных денег: 1) эмитент (кредитный институт[2] или специализированный лицензируемый эмитент); 2) держатель/ плательщик электронных денег (потребитель, в пользу которого осуществляется их эмиссия); 3) получатель электронных денег (предприятие торговли или сервисных услуг); 4) банки-агенты (банки, не являющиеся эмитентами, но участвующие в расчетах с использованием электронных денег; 5) системный администратор (институт, занимающийся техническим обслуживанием платежей электронными деньгами). Наиболее важную роль в системах электронных денег играет эмитент.

В разных системах электронных денег эмитенты играют различную роль. Можно выделить эмитентов электронных денег, которые играют роль денежных посредников[3], и эмитентов, выступающих в роли лишь поставщиков сервисных услуг. Эмитенты, которые выступают в роли денежных посредников, выполняют банковские функции.

Банковская деятельность, характеризуется двойным посредничеством. С одной стороны, банковское посредничество в создании денег позволяет представить товарную продукцию в денежной форме, т.е. определяет создание денежного дохода. С другой стороны, банковское посредничество в платежах обуславливает потребление товаров, выраженных в денежной форме, т.е. определяет разрушение денежного дохода. Поскольку электронные деньги используются в качестве средства платежа при покупке товаров и услуг, поверхностный анализ мог бы привести к заключению, что любой эмитент электронных денег способствует разрушению (макроэкономическому потреблению) национального дохода. Если это было бы так, каждый эмитент (даже эмитент телефонных карт) должен был бы рассматриваться как банковский посредник. На самом деле, операция платежа, которая определяет индивидуальное потребление (физическое присвоение товаров/услуг), не может уподобляться операции макроэкономического потребления[4].

Анализ различных систем электронных денег показывает, что далеко не все эмитенты электронных денег способствуют макроэкономическому потреблению национального дохода. В этой связи абсолютный эмиссионный критерий (природа электронных денег определяется условиями их эмиссии) должен заменить относительный критерий принимаемости электронных денег экономическими агентами.



[1] Платежная система это механизм, объединяющий правила, институты, людей, рынки и соглашения, который позволяет совершить обмен стоимостью. Электронная платежная система позволяет осуществлять обмен стоимостью в электронной форме.

[2] Кредитный институт — институт, основная деятельность которого состоит в получении депозитов или других выплачиваемых фондов от физических и юридических лиц и предоставлении кредитов по собственным счетам.

[3] Денежный посредник — банк или иной кредитный/специализированный институт, выступающий эмитентом денег (в том числе в электронной форме). В отличие от финансового посредника, который приобретает требования, денежный посредник, предоставляя свои услуги, ничего не приобретает: ни товаров, ни услуг, ни обязательств.

[4] Различие между индивидуальным потреблением (в значении присвоения) товаров/услуг и макроэкономическим потреблением вытекает из анализа производственной деятельности. Индивидуальное потребление товаров/услуг является явлением микроэкономического уровня, и поэтому макроэкономическое потребление не может быть сведено к индивидуальному присвоению товарной продукции. Кроме того, как мы показали, с макроэкономической точки зрения, присвоение товаров потребителями имеет место уже в момент создания денежного дохода.


СТАТЬИ >> ЭКОНОМИКА РОССИИ

Технологическая модернизация - составляющая экономической трансформации

Мартынов Аркадий Владимирович Мартынов Аркадий Владимирович, зам. директора Международного научно-исследовательского института социального развития Всеобщей конфедерации профсоюзов под эгидой ООН РАН, док-тор экон. наук

Начнем с необходимой констатации. Проблематика экономической трансформации, коей еще несколько лет назад был посвящен огромный поток литературы, стала забываться. Многочисленные исследователи переключились на как бы «одобренную свыше» тему модернизации нашей национальной экономики, а затем и на темы модернизации в других сферах общественной жизни. Тем не менее, как мы постараемся показать, узловые вопросы технологической модернизации могут быть плодотворно переосмыслены именно в русле требований необходимых трансформационных преобразований.

О приоритете технологической модернизации. Либеральные институциональные реформы первой половины 90 гг. не оказали благоприятного воздействия на технологическое развитие. Кардинальные институциональные сдвиги, изменившие отношения собственности и в целом социальную реальность наших граждан, в слабой степени оказались сопряжены с технологическими сдвигами. Как известно, происходивший в мире процесс распространения новых постиндустриальных технологий существенно не проявился в России: серьезное отставание в области наукоемких и высоких технологий и в целом научно-технического ресурсного потенциала от ведущих западных стран только усугубилось. Исключение представляют только отдельные информационные технологии и технологии некоторых новых видов вооружений.

Опыт 90-х годов показал неприемлемость откладывания технологической модернизации ради скорейшей либерализации большинства рынков и ускоренной приватизации государственной собственности. По существу полностью игнорировалась всем известная рекомендация экономической теории – прежде чем осуществлять либерализацию внутреннего рынка необходимо создать условия для достижения приемлемой конкурентоспособности собственных производителей, а для этого, в свою очередь, требуется в какой-то мере соответствовать мировому технологическому уровню. Такая недальновидная государственная политика продолжалась до самого последнего времени. Например, совсем недавняя практика показывает, что технологическая модернизация, хотя бы и в рамках существующей институциональной рыночной среды, могла бы развертываться до так называемого дерегулирования в электроэнергетике, а не наоборот.

Понимание невозможности автоматического ускорения технологического прогресса просто в ходе осуществления рыночных реформ пришло, хотя и с опозданием, достаточно давно. Но только в докризисный период 2006−2008 гг. произошли «точечные подвижки» в ходе реализации ряда инфраструктурных проектов и нескольких целевых программ. К сожалению, они не оказали ощутимого влияния на инновационную активность российских предприятий в большинстве рыночных сегментов. Технологическое отставание от ведущих стран мира продолжало усиливаться. Ныне необходимость перелома такой тенденции стала просто неотложной.

Особо хотелось бы акцентировать внимание на следующем моменте. В широких общественных кругах, наконец, возникло понимание необходимости проводить более активную политику в отношении будущего экономического развития страны. Да, финансовое регулирование может обеспечить длительную экономическую стабильность, прежде всего, выражающуюся в приемлемом уровне инфляции и относительно высоком обменном курсе рубля. Однако разрешение долгосрочных проблем развития российской экономики и в первую очередь обеспечение ее должной конкурентоспособности на мировой арене при таком политическом курсе явно не предвидится.

Впрочем, за скорейшее осуществление технологической модернизации в ближайший после кризисный период ратуют далеко не все представители властвующей элиты. Часть из них откровенно выступает за сосредоточение главных усилий на восстановлении прежних высоких темпов экономического роста. Такая позиция определенно вызвана надеждами на благоприятную мирохозяйственную конъюнктуру и, соответственно, укрепление позиций России на внешних рынках.

Действительно, пока динамика сырьевых рынков – главного источника доходов нашего государства – достаточно благоприятна. Во многом эта тенденция, по справедливому заключению специалистов, объясняется давно известным феноменом. Речь идет о вновь происходящем широкомасштабном переливе избыточного финансового капитала, резко увеличившегося в результате громадных спекулятивных операций за период кризиса, на фьючерсные сырьевые рынки, где в настоящее время происходят практически все сделки с нефтью и другими стратегическими ресурсами[1]. В полном соответствии с принципом рыночного равновесия рост цен на сырьевые ресурсы нейтрализует увеличение денежного (кредитного) спроса на реальные активы, индуцируемое со стороны финансовой сферы и ее главных субъектов – крупнейших западных банков.

С учетом сказанного, понятен основной довод в пользу возобновления быстрого экономического роста в России, который прогнозировался в текущем году на уровне более 4%. Суть дела состоит в возможности быстрого привлечения на российский рынок зарубежных кредитов, фактическим обеспечением которых выступают доходы от экспорта сырьевых ресурсов; в свою очередь, основным и одновременно наиболее привлекательным объектом зарубежного кредитования, исходя из критерия скорейшей окупаемости, оказывается торговая сфера и особенно импорт товаров широкого потребления, инициирующего расширение выпуска потребительских товаров и на внутреннем рынке. И такой процесс происходит полным ходом. Судя по огромным зарубежным кредитам, получаемыми «Газпромом», «Роснефтью» и другими крупнейшими российскими корпорациями, быстрому росту товарооборота и восстановлению потенциала созданной огромной торговой инфраструктуры (по уровню ее развития Россия превзошла целый ряд европейских стран).

Однако возобновление устойчивого экономического роста в нашей стране возможно лишь при возникновении нового потребительского бума. Произойдет ли он?

Наверное, на этот вопрос можно ответить утвердительно в случае выполнения ряда условий. Наиболее значимое из них заключается в сохранении благоприятной динамики мировых сырьевых рынков и мирового хозяйства в целом. Оптимизм в этом вопросе, стоит заметить, явно поубавился на фоне произошедших финансовых потрясений в еврозоне.

Но самое главное, конечно, в другом. Возврат к прежней, так сказать, докризисной модели экономического роста однозначно будет означать консервацию «торгово-сырьевого» приоритета в распределении национального капитала. Неизбежно торговля потребительским ширпотребом и сырьевые рынки останутся наиболее привлекательным объектом притяжения капитала, особенно располагаемого крупнейшими российскими корпорациями и связанными с ними коммерческими банками. В таких условиях развитие инновационной сферы и высокотехнологичного сектора промышленности и материальных услуг будет осуществляться главным образом за счет государственной поддержки при второстепенной роли частного бизнеса. Но весь мировой опыт свидетельствует о бесперспективности такой политики в области технологической модернизации. Для корпоративного бизнеса и независимого предпринимательства должны быть созданы мощные рыночные стимулы к самому активному участию в инновационной переориентации российской экономики. А это означает неприемлемость откладывания усилий по проведению всесторонней технологической модернизации на будущий период предполагаемого устойчивого общеэкономического подъема, который наступит далеко не завтра.

Трансформационная трактовка модернизации. Для операционного исследования, прежде всего в пространственно-временном измерении, процесса модернизации необходима его структуризация. Это становится достижимым посредством обращения к теории трансформации социальной системы. Предметом теории трансформации как раз являются закономерности социальных структурных изменений, проявляющиеся в технологических и институциональных трансформациях, а с ними ресурсных и организационно-поведенческих трансформациях.

С позиции теории трансформации технологическое (инновационно-технологическое) поле является относительно автономным от других полей социальных действий (экономического, политического и др.), поскольку деятельность по созданию и распространению новых технологий принципиально отличается от обычных социальных практик. Тем самым непосредственным источником модернизации логично полагать технологические трансформационные перемены, инициирующие структурные сдвиги других типов – ресурсные, организационно-поведенческие и, конечно, институциональные. Результаты этих взаимосвязанных сдвигов отражают итоги модернизационных преобразований на основных полях социальных действий за границами технологического поля.

В частности, технологическую модернизацию на экономическом (именно экономическом!) поле правомерно рассматривать как трансформационный процесс, происходящий под воздействием технологических перемен в рамках существующей хозяйственной среды, и сопутствующих им институциональных и прочих сдвигов. Тем самым по существу данный процесс представляет собой составную часть процесса экономической трансформации.

Принципиальную значимость имеет адекватное представление трансформационного процесса модернизации во времени применительно к социальной (макросоциальной) системе определенной страны. Вполне логичным представляется сугубо прагматический подход к периодизации сроков модернизации. Он заключается в выявлении фактических временных стадий коренных сдвигов в ходе сугубо технологической модернизации, поддающейся достаточно точной квантификации.

Результаты конкретных исследований однозначно свидетельствуют о много стадиальном характере процесса коренной технологической модернизации. Так, обращаясь к историческому опыту России и ряда европейских стран, можно выделить, по крайней мере, три стадии индустриальной технологической модернизации. Первая − доиндустриальная − модернизация, по своему содержанию соответствующая классической модернизации в ходе Промышленной революции; вторая − раннеиндустриальная модернизация в XIX веке; третья − позднеиндустриальная модернизация в начале прошедшего XX века.

Нельзя обойти вниманием и то обстоятельство, что временные сроки индустриальной модернизации существенно отличались по разным странам. Наиболее явственно это выразилось в феномене долговременного «запаздывания» коренных технологических переворотов в большинстве стран, в их числе Германии и России, относительно стран-лидеров (Великобритании, а затем США).

Уместно напомнить, что теоретическая основа концепции догоняющей технологической модернизации была представлена в эпохальной работе Фридриха Листа “Национальная система политической экономии”. В России эта концепция получила особую известность через 50 лет в период поступательного развития российского капитализма – благодаря столь же знаменитой статье Сергея Витте “Национальная экономия и Фридрих Лист”. Наиболее значимый вывод из аргументации Листа, носившей конкретный характер применительно к условиям становления капитализма в Германии в конце первой половины XIX века, сводился к целесообразности ускоренных прогрессивных преобразований в промышленности для достижения экономического паритета с наиболее передовыми на тот момент капиталистическими странами, в первую очередь Великобританией. Ключевая роль в решении этой проблемы отводилась средствам государственного протекционизма национальной промышленности, то есть промышленной политики в современном понимании этого термина.

Реалии мирового развития в XXI веке свидетельствуют о сохранении значимого технологического отставания одних стран от других. Тем самым императив догоняющей модернизации стоит перед многими странами, в их числе и Россией.

Принципиально важен и следующий момент. Догоняющая модернизация представляет собой совсем не эволюционный процесс, когда имеет место перелом ранее сложившихся тенденций технологических и институциональных перемен. Это означает, что знаковой чертой процесса догоняющей модернизации выступает превалирование дискретных технологических сдвигов. Им сопутствуют также заведомо дискретные институциональные перемены, в том числе в области государственного устройства.

«Модернизационный рывок» как первоочередной императив трансформации российской экономики на ближайшую перспективу. Как следует из представленного главой правительства официального документа «Основные направления антикризисных действий правительства Российской Федерации на 2010 год», в самой ближайшей перспективе требуется осуществить «модернизационный рывок», то есть по сути дела догоняющую модернизацию. Ее результатом призван стать выход на давно прокламируемую траекторию инновационного социально ориентированного развития.

Главная проблема, конечно, заключается в институциональном обеспечении эффективных технологических инноваций. Ее разрешение предполагает кардинальное преобразование действующих институциональных механизмов, предопределяющих результаты инновационной деятельности. Эти неэффективные, хотя и рыночные механизмы, сформировавшиеся в итоге предшествующей системной трансформации в нашей стране, существенно различаются по разным секторам экономики. Тем самым по существу намеченный «модернизационный рывок» должен включать в себя спрессованные во времени и сопутствующие технологическим инновациям институциональные преобразования, специфицированные по отдельным секторам.

Догоняющая модернизация означает необходимость масштабных дискретных решений. Именно дискретные технологические перемены, притом весьма специфицированные в рамках определенных секторов национальной экономики, представляют собой главное содержание процесса догоняющей модернизации. Их непосредственным ориентиром выступают целевые ориентиры преобразования структуры национальной экономики. А это, в свою очередь, означает неизбежность активного государственного вмешательства, как в процесс технологической трансформации, так и в непосредственно сопутствующий ему процесс специфических институциональных преобразований.

В данной связи нельзя не обратить внимания на тот широкий резонанс, который вызвали предложения экспертов ЕС в рамках программы «Партнерство для модернизации». Ряд из этих предложений заслуживает всяческого внимания и, возможно, практического применения. В то же время можно утверждать, что только применения известных кредитных и финансовых стимуляторов и дестимуляторов недостаточно.

Одновременно будет продолжаться внутрисистемная экономическая трансформация, относительно автономная от технологической модернизации. Речь идет главным образом об институциональных экономических реформах на макроуровне в русле продолжения внутрисистемной трансформации, основу которой представляет изменение корневых институтов собственности и координации.

Узловое значение, как показывают многочисленные факты, приобретает осуществление опять-таки секторных институциональных реформ, связанных с изменениями корневых институтов собственности и координации. Фактическое игнорирование в ходе проведенной радикальной рыночной либерализации и приватизации ранее сложившихся деформаций структуры нашего народного хозяйства, унаследованных от прошлой социалистической эпохи, сделало невозможным единовременное выполнение успешных институциональных реформ в разных секторах экономики. В целом ряде секторов необходимые в ближайшей перспективе институциональные преобразования должны быть самыми глубокими, кардинальными.

В развитие сказанного резонно сфокусировать внимание на взаимосвязанных узловых вопросах технологической модернизации и параллельно происходящих институциональных экономических преобразований в ходе этих структурных реформ.

Начнем с инновационной сферы. Официально объявлено о пяти основных направлениях технологической модернизации. Это − энергоэффективность и энергосбережение; ядерные технологии; космические технологии, в том числе инфраструктура передачи всех видов информации; медицинские технологии и, прежде всего, диагностическое оборудование и лекарственные средства; стратегические информационные технологии, включая вопросы создания суперкомпьютеров и разработки их программного обеспечения.

К сожалению, в настоящее время основной упор делается на инновационных проектах, выполняемых за счет государственной поддержки крупнейшими, хорошо известными российскими корпорациями. И есть основания предполагать, что раздача «слонов», производившаяся через Президентскую комиссию по модернизации, не приведет к серьезным позитивным сдвигам в национальном масштабе.

Хотелось бы подчеркнуть со всей определенностью. Гигантомания в инновационной сфере совершенно неприемлема. Весь мировой опыт свидетельствует в пользу «компактности» венчурного бизнеса, для которого характерно превалирование небольших творческих коллективов единомышленников.

Критическое значение для успеха модернизационного рывка будет иметь распространение малых венчурных фирм при вузовских центрах. Вне всякого сомнения, процесс распространения гибкого венчурного бизнеса наберет высокие обороты только при условии повышения качественного научно-инновационного потенциала самих вузов, что предполагает кардинальное сокращения числа вузов − естественно, за счет тех, которые не дают настоящего образования. Социальные издержки такого жесткого реформирования образовательной сферы могут быть с лихвой компенсированы посредством быстрого запуска механизмов непрерывного образования, обеспечивающего повышение эффективности человеческого капитала.

В дополнение к этому в практическом плане в первую очередь потребуется добиться порядкового увеличения научных стипендий и грантов и одновременно внедрить надежные механизмы защиты интеллектуальной собственности. Нет альтернативы и созданию институциональных и организационных условий для привлечения и закрепления в инновационной сфере и постиндустриальном секторе талантливых молодых специалистов. Тогда новое поколение по-настоящему образованных технократов утвердит себя и, вероятно, будет играть центральную роль на общественной авансцене уже в обозримом будущем.

Выполнение императива развития национальной инновационной системы явно неправомерно сводить к политике всяческого протекционизма собственных инноваторов относительно зарубежных. Такого рода политика, судя по многочисленным примерам, будет сопряжена с бюрократическим признанием результатов технологических инноваций, но отнюдь не с их признанием на реально функционирующих инновационных рынках.

Ни для кого не секрет, что в России очень низка степень коммерциализации инноваций − составляет менее 30%, в то время как в западных странах этот показатель достигает 90%. Исправлению сложившейся ситуации могут способствовать институциональные преобразования в ходе общесистемной экономической трансформации, в первую очередь направленные на решение двух важнейших задач. Первая задача − окончательное освобождение от ведомственных пут большинства инновационно-технологических центров, действующих в оборонном комплексе (как известно, масштабы производства наукоемкой гражданской продукции в нем остаются мизерными). Вторая − спрессованное во времени формирование необходимых институтов (правовых и иных регламентаций) и адекватных разнообразных организационных структур для развития венчурного бизнеса в самих гражданских отраслях. Тогда могут быть преодолены институциональные барьеры, способствующие возникновению феномена «блокировки» наиболее предпочтительных технологических инноваций.

Преобразования в инновационной сфере в первую очередь должны проявиться в долгожданном быстром росте высокотехнологичного сектора. Заглавную роль в нем, по широко признанному мнению, призваны играть крупные, в значительной части военно-промышленные корпорации. Используя преимущества горизонтальной и особенно вертикальной интеграции, они в состоянии обеспечить внедрение и тиражирование наиболее затребованных на сегодняшний день новейших технологических достижений.

В то же время имеет смысл признать, что огосударствление высокотехнологичного сектора неприемлемо. Постепенно в его состав должны войти и многие сектора сугубо гражданской экономики, и ряд видов социального предпринимательства. А для этого потребуется спрессованное во времени формирование необходимых институтов, прежде всего правовых регламентаций, и адекватных разнообразных организационных структур для развития независимого венчурного бизнеса и частного предпринимательства в гражданских высокотехнологичных отраслях.

Технологическая модернизация давно назрела и в энергетическом секторе. Стоит заметить, что за последние годы наблюдался незначимый рост эффективности инвестиций в сырьевую сферу большинства экономик стран СНГ. Исключение – Азербайджан, где была проведена технологическая модернизация добывающей промышленности. Заметим, что большой успех «нефтяной» модернизации в Азербайджане определенно стал образцом для подражания в СНГ.

Исходя из своих национальных интересов, Россия призвана остаться ведущей энергетической державой. Но для этого требуется добиться кардинального, по крайней мере, двукратного снижения энергоемкости ВВП за счет как разработки и внедрения энергосберегающих постиндустриальных технологий, так и снижения доли энергоемких отраслей экономики. При этом глобальное изменение климата и усиление негативного воздействия на окружающую среду обусловливают потребность в максимальном использовании источников возобновляемой энергии (ВИЭ), к которым относятся: солнечная, ветровая, геотермальная, водородная, приливная. По мнению специалистов, в нашей стране в ближайшие 10 лет есть широкие возможности для увеличения производства электроэнергии на основе альтернативных возобновляемых источников в десятки раз.

По уровню технологической эффективности все отрасли ТЭКа существенно отстают от соответствующего уровня в зарубежных индустриально развитых странах. Поэтому предпринимаемые в настоящее время усилия государства по поддержке проектов ускоренного внедрения новых технологий, в том числе все тех же ресурсосберегающих, в сырьевых отраслях определенно заслуживают одобрения. Лучше поздно, чем никогда…

Особенно, как показывают международные сравнения, неэффективны применяемые в нашей стране технологии переработки нефти в конечный продукт. Однако отечественные компании в условиях улучшающейся мирохозяйственной конъюнктуры увеличивают добычу нефти (Россия, заметим в скобках, по-прежнему экспортирует в сыром и «полуфабрикатном» виде три четверти добываемой нефти), продолжая до предела эксплуатировать устаревшее оборудование, которое в любой момент может вызвать масштабные экологические катастрофы. Достаточно сказать, что в США, где глубокая переработка нефти является нормой, из тонны нефти получают 440 литров бензина, в России − всего 140.

Сохраняющееся технологическое отставание красноречиво свидетельствует о несостоятельности реально действующей институциональной модели в топливно-энергетическом комплексе (ТЭК). Частный капитал, а фактически капитал нескольких российских олигархов-миллиардеров, оказался, судя хотя бы по заключению главы нашего правительства, не состоятельным с точки зрения результатов инновационной деятельности. Увы, приходится констатировать, что такое понимание приходит к кругам правящей элиты только сейчас, по прошествии 18 лет (!) с начала радикальной рыночной реформы.

По единодушному заключению, в сырьевых отраслях нет должной конкуренции, здесь фактически имеет место олигополистический раздел рынка. Так, в нефтяной отрасли ведущие компании, в первую очередь из большой четверки (ЛУКОЙЛ, ТНК-ВР, «Роснефть», «Газпром нефть»), в своей деятельности на территории России нередко прибегают к ценовому сговору. В 2009 году Федеральная антимонопольная служба неоднократно уличала их в намеренном изъятии топлива из обращения ради искусственного разогрева цен на бензин. Однако практически все судебные иски завершались в пользу отечественных олигополистов. Именно высокие цены на бензин представляют собой один из главных факторов инфляции, обусловливающей возрастание стоимости перевозки грузов и пассажиров и в целом увеличение стоимости товаров и услуг. Особенно это касается продукции отечественных производителей в аграрном секторе.

Выход из положения заключается в системных институциональных преобразованиях в рассматриваемом секторе, затрагивающих корневые институты собственности и координации.

Так, в кардинальном реформировании нуждаются действующие институты ценовой и налоговой политики (в частности, инструмента реинвестирования прибыли), призванные быть переориентированными на повышение производственной эффективности и экономически справедливое распределение доходов. Очень убедительной представляется и аргументация в пользу скорейшего возрождения института концессии и принятия нового, соответствующего реалиям мирового развития закона, регулирующего договорные отношения между государством и бизнесом в области недропользования.

Еще более радикальными должны стать решения, направленные на изменение институтов собственности в сырьевой сфере. Капиталы олигархов должны быть выведены из рынка, для чего в сырьевых отраслях потребуется осуществление в широких масштабах справедливой рекапитализации. Жалованье высших менеджеров крупнейших корпораций должно будет, конечно, соответствовать принятым международным стандартам. Но одновременно станет невозможным превращение этих менеджеров во владельцев миллиардных активов своих компаний.

Подчеркнем со всей определенностью. Речь идет совсем не о смене отношений собственности и возврате к советскому социализму. Суть дела состоит в преодолении сверх доходности сырьевых рынков, выступающей главным тормозом на пути успешного развития нашей экономики.

Институциональное реформирование в обозначенном направлении приведет к формированию принципиально иной модели энергетического сектора. Она будет иметь большое сходство со «смешанной» моделью развития энергетического сектора, действующей в Норвегии, а теперь, кажется, и в Казахстане. Отличительной чертой этой модели является активное государственное участие и равноправное партнерство с частными компаниями – как транснациональными, так и относительно небольшими[2]. Таким путем достигается максимально возможное присутствие в отрасли частного не олигополистического бизнеса и приемлемый конкурентный порядок.

Имеет смысл акцентировать внимание на следующем обстоятельстве. В последнее время в сырьевой сектор норвежской экономики широко привлекаются малые компании. По мнению специалистов, небольшие фирмы более выгодны для нефтяного сектора Норвегии, поскольку они заинтересованы в разработке месторождений, в которых крупные компании не видят больших выгод. И как показывает отечественная практика, эффект экономии на масштабах не действует на локальных нефтяных рынках. Тем самым возможность появления и утверждения средних нефтяных компаний вполне реальна. В этом случае будет сделан чрезвычайно важный шаг в сторону демонополизации отечественной «нефтянки».

Крайне весомое значение для всего нашего общества имеет модернизация в широком смысле сектора ЖКХ, который функционирует крайне неэффективно. Внедрение новых современных технологий, особенно ресурсосберегающих, и скорейшее обновление устаревшего оборудования в жилищной сфере стало просто безальтернативным. Дальнейшее промедление, учитывая почти катастрофическое сокращение бюджетных ассигнований (на 25%) на содержание ЖКХ в 2009 году, грозит обернуться огромными аварийными издержками. А это означает необходимость изыскания ресурсов, прежде всего со стороны государства, для выполнения целой массы как инновационных (внедренческих) проектов, так и инвестиционных «тиражирующих» проектов.

Вместе с тем улучшение качества жилищных услуг, памятуя о современных рыночных реалиях, невозможно и без институциональных новаций, непосредственно не связанных с технологическими решениями. Необходимо признать, что приближение жилищных услуг к современным стандартам определенно предполагает постепенное повышение тарифов по оплате жилья. Но такое станет возможным исключительно в после кризисной перспективе. Сейчас в условиях продолжающегося кризиса и в ближайшей после кризиса перспективе социальные потери, связанные с такой реформой, будут неприемлемо высоки.

Следует признать, что постиндустриальная высокотехнологичная экономика неизбежно имеет ограниченное распространение. Нужно иметь в виду, что на повестке дня со всей остротой стоят и задачи технологической модернизации отраслей так называемой традиционной экономики, в их числе сельского хозяйства.

Исходя из известных прогностических разработок, следует ожидать восстановления роли традиционных секторов экономики, особенно сельского хозяйства, в результате применения «чистых» технологий. В частности, в нашей стране, как и в Беларуси, на Украине и в Армении, правомерно прогнозировать восстановление традиционных сельскохозяйственных отраслей на новой технологической базе. Тогда станут реальными кардинальные сдвиги в структуре занятости населения в ходе становления модернизированной в широком смысле экономики.

Давно назревший технологический переворот в традиционных отраслях не может не сопровождаться системными институциональными подвижками. И в перспективе специфика рассматриваемого сектора, по всей видимости, будет проявляться в его существенно ограниченной либерализации. Да и сама тенденция институциональных изменений представляется не однонаправленной. Иначе говоря, решения по либерализации отдельных экономических институтов будут сочетаться с усилением некоторых инструментов государственного регулирования (в частности, касающихся контроля качества и соблюдения технических стандартов).

Особо хотелось бы акцентировать внимание на следующем обстоятельстве. Итогом технологических и институциональных перемен в рамках данного сектора призвано стать кардинальное повышение качества обиходных потребительских товаров, особенно продуктов питания. Пока же преобладает тенденция быстрого приближения внутренних цен на продукты питания и другие товары широкого спроса к мировым ценам при сохранении их невысокого качества.

Разумеется, осуществление коренных секторных реформ предполагает поддержание устойчивой макроэкономической стабильности. В данной связи нельзя обойти вниманием проблему финансирования инвестиций в ходе кардинальной технологической модернизации. Даже по официальным оценкам, потребность в инвестициях на модернизацию оценивается в 14 миллиардов долларов. Заведомая ограниченность финансовых ресурсов, в том числе путем внешних заимствований, обусловливает необходимость кардинального повышения рыночной (не отчетной для инстанций!) эффективности большинства инвестиционных проектов, направленных на реализацию технологических инноваций − иного пути просто нет. Первостепенная роль в решении этой задачи отводится созданию институтов развития, что предполагает их самое быстрое становление именно как новейших рыночных институтов.

Давно стало понятно, что закон выравнивания нормы прибыли фактически не действует в условиях современного несовершенного рынка, тем более, национального российского. Так, до последнего времени рентабельность продукции Газпрома составляла 60%, в то время как в машиностроительных отраслях она не превышала 10%. Как следствие, существующий рынок капитала продолжает оставаться благоприятным полем для спекулятивных финансовых операций. При этом существует реальная опасность масштабного вовлечения спекулятивного капитала именно в венчурный бизнес.

Для преодоления такого негативного положения дел определенно требуется дополнительное реформирование финансовых рынков в ходе еще одной намеченной структурной реформы - преобразования национальной финансовой системы. Она становится просто безотлагательной на фоне проводимых мер по финансовому регулированию в США и ЕС.

Конечно, на результаты секторных реформ сильное влияние будут оказывать общесистемные институциональные реформы. И в первую очередь, начатая реформа государственных корпораций, которая повлечет за собой дальнейшее изменение структуры собственности.

Как известно, планы акционирования крупнейших российских госкорпораций вызывают критику со стороны очень широкого круга специалистов. Достаточно только упомянуть о полемике вокруг приватизации «Мосводоканала». Главный довод противников этой реформы очевиден. Осуществление намеченных приватизационных программ приведет к сохранению сверх привилегированного положения крупнейших корпораций и одновременно к переходу основной части собственности в руки высших менеджеров, которым тогда ничто не помешает превратиться в новых олигархов. Наряду с этим прогнозируется дальнейшее увеличение размаха спекуляций на фондовом рынке с активами именно крупнейших корпораций.

Тем не менее, можно считать превалирующей следующую точку зрения − в целом в обозримой перспективе объективно необходимо дальнейшее дерегулирование, разукрупнение и одновременная приватизация в реальной сфере отечественной экономики. Оно окажет стимулирующее воздействие на предпринимательскую и, конечно, инновационную активность. Тогда следует ожидать спонтанных институциональных новаций, в частности, касающихся изменения неформальных отношений подчинения в бизнес-среде. При этом имеет смысл акцентировать внимание на следующем моменте. Приближение внутренних цен к мировым ценам во многих рыночных секторах, которое обязательно произойдет в случае осуществления новых приватизационных планов, отнюдь не обязательно влечет за собой повышение эффективности обычных, так называемых рутинных технологий и, тем более, отнюдь не открывает дорогу для авангардных технологических инноваций.

Наконец, в кардинальном обновлении нуждаются ранее принятые стратегии развития большинства российских регионов. По этой причине предпринимаемые в последнее время усилия федеральных и региональных властей в данном направлении представляются вполне оправданными.

Какой вывод следует из всего сказанного?

В ближайшей перспективе потребуется скоординированное осуществление глубоких структурных реформ, направленных на реализацию коренной технологической модернизации вкупе с системной институциональной экономической трансформацией, в свою очередь, зависящей от глобализационных институциональных перемен (см. схему 1). Один из уроков последних десятилетий состоит в том, что эти макро трансформационные сдвиги не должны препятствовать друг другу. Тем самым на повестку дня становится сложная проблема согласования общенациональной технологической модернизации и дальнейших системных преобразований экономических институтов. Для ее разрешения требуются разные и в то же время скоординированные инструменты политического вмешательства со стороны государства и негосударственных общественных организаций.


Схема 1. Основные контуры взаимодействия технологической трансформации
и системной экономической трансформации в России

В известном смысле в условиях ускоренной догоняющей модернизации системные институциональные преобразования призваны быть не ведущими, а ведомыми. С одной стороны, необходимая, хотя и очень запоздавшая технологическая модернизация становится приоритетной. Институциональные экономические новации ни в коей мере не должны препятствовать максимальной переориентации рыночной деятельности и соответственно, концентрации интеллектуальных, материальных и финансовых ресурсов на выполнении технологических модернизационных сдвигов. С другой стороны, совершенно недопустимо бросаться в крайность «технологизма». Многообразные институциональные реформы, в их числе административная реформа, не должны быть отложены на неопределенный срок. Они требуют постоянного продолжения, хотя и при меньших финансовых и прочих ресурсных затратах.

В связи со сказанным совсем не вызывает оптимизма такой пропагандистский подход к теме модернизации, когда принципиально разные проблемы не разграничиваются, их специфика не учитывается, допускается возможность одновременной модернизации всего и вся. Еще более удручает то, что повторяется, как и в период «перестройки», практика проведения реформ без оценки эффективности политических методов реформаторства.

Колонка Аркадия Мартынова >>


[1] По оценкам, получаемая на фьючерсном рынке маржа в виде разницы между ценой и реальной, «товарной» стоимостью нефтяных продуктов резко увеличилась. Если десять лет назад она составляла примерно 30-40% от цены, то к 2008 г. достигла 75% (см.: Шафраник Юрий. Глобальная энергетика и Россия. Аналитические записки, 2010, январь-март).
[2] Как известно, норвежское правительство занимает лидирующие позиции в нефтяном секторе страны. Так, 71% компании Statoil принадлежит государству, которое через эту структуру контролирует 60% всего нефтяного и газового рынка страны. Множество международных нефтяных компаний – крупнейших и относительно небольших − присутствуют на континентальном шельфе, однако все они должны согласовывать свои действия и работать вместе с Statoil.



СТАТЬИ >> БАНКОВСКОЕ ДЕЛО

На старом месте, с банками и без

Автор: Василий Колташов.

Василий Колташов, Руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений (ИГСО).

Лето оказалось для России необычайно проблемным. Последствия его еще долго будут сказываться на общественной жизни и состоянии экономики. Однако прежде чем солнце сожгло половину урожая, а леса запылали по всей европейской части страны, мировые рынки преподнесли свои негативные сюрпризы. И то, что экономика страны прибывает как кажется в прежнем «посткризисном» состоянии не должно никого обманывать.

Для глобального хозяйства апрель-июнь оказались сложным периодом. Произошло падение многих рынков. Немалое число игроков справедливо насторожилось: цены на золото стремительно пошли верх. Проявилось углубление кризиса в ЕС, хотя официальные данные по безработице остались на «низком» уровне в 10%. В июле пришла засуха – гарант будущего сужения внутреннего рынка. Сложилась ситуация, когда казавшиеся еще зимой надежными компании начали вызывать сомнение. Мировая экономика, а с ней и российская экономика вступили в полосу застоя и повышенных рисков.

Регуляторы в новых условиях остались на прежних антикризисных позициях. Кредитование банков и поддержка корпораций на третьем году кризиса господствовали также как и в первых его месяцах. Но, несмотря на колоссальные средства, перетекшие из казначейств в частные структуры, повсеместно бизнес ощущал дефицит платежных средств. Для неолиберальных экономистов это означало одно: меры монетарной помощи сворачивать нельзя.

Потребность в дешевом кредите в российской экономике по-прежнему колоссальна. Она почти не удовлетворена. Средние предприятия находят деньги с трудом, а малый бизнес остается в еще более непростом положении. И проблема не только в слабой доступности займов, но и в огромных банковских процентах. Несмотря на очень скромные шаги властей по уменьшению ставки рефинансирования (сейчас она 7,75%), по которой казенные деньги получают крупные игроки, она остается слишком высокой для удовлетворения всех аппетитов.

Банки полны собственных жалоб. Качественных заемщиков недостает. Это естественно для депрессивного состояния экономики. Пока конъюнктура остается плохой, даже «хорошие заемщики» будут нести с собой больше риска, чем до 2008 года. Все это плоды общего состояния. Действительно «качественными заемщиками» можно назвать сегодня не более 20%. И даже в этой группе все обстоит небезупречно. Если бы ставка процента по кредитам была в России в несколько раз меньше, то доля «качественных заемщиков» оказалась бы значительно большей. Однако общая ситуация все равно определялась бы объективными условиями, прежде всего состоянием мирового потребительского спроса.

Потрясения 2008-2009 годов многое открыли российскому бизнесу. Банки научились более трезво смотреть на вещи и в «плохие заемщики» попали очень многие из тех, кто до кризиса считался первоклассным должником. Но банковский сектор еще не расплатился за старые ошибки (не говоря уже об общем консерватизме стратегий). Наращивание кредитных портфелей понимается банками не так как государством, старающимся поддержать общеэкономическую стабильность. Для банков это наоборот средство повышения рисков. Они постараются не выполнить план ЦБ в реальных показателях. И все же жажда расширения делает свое. На сузившемся рынке неизбежен предел. Однако главная борьба еще впереди. В ближайшие годы можно будет наблюдать битву гигантов, когда одни банки будут усиливаться за счет других. Передел рынков еще толком не начался.

Правительство призывает кредитные институты скорее кредитовать частные предприятия, так все страшенное позади и ВВП страны растет. Банкам опасно наращивать кредитные портфели. В этом они остаются на старом месте, притом, что правительство смогло стабилизировать их положение. Они заинтересованы в том, чтобы не понести новых потерь. И они понимают насколько непростой остается экономическая ситуация. Кредиты выдаются намного осторожней, чем прежде. Это, однако, не защитит в достаточной мере большинство банков от «второй волны кризиса». О ее приближении свидетельствуют весенний обвал рынков и последовавший за ним застой.

Власти США будут бороться за сохранение стабильности и возможно продлят ей жизнь. Новая острая фаза снова отсрочится, но не отменится. Более того, победы американского, а с ним и других правительств, над симптомами кризиса, вероятно, сведутся не к оживлению рынков (как в 2009 году), а к сохранению их в положении застоя. Можно ожидать и вялого болезненного роста. Реальный хозяйственный фон такого «посткризисного развития» продолжит меняться в худшую сторону. Потребители ЕС и США, основных рынков сбыта планеты, по-прежнему ощущают падение доходов. Ничто для них само по себе не изменится к лучшему. Классовые битвы еще проявят себя как один из важнейших факторов экономической жизни. Без них не стоит рассчитывать, что где-либо возникнут достаточные для глобального оживления рынки.

Антикризисная линия Евросоюза отличается от США. Американские власти настаивают на продолжении денежного стимулирования (ожидая, что потом спасать доллар и компенсировать их дефициты будут другие). В Европе господствует более консервативный подход. Некоторые аналитики формулируют его как признание «второй волны» кризиса меньшим злом, чем полное разрушение национальных финансов и финансов ЕС. Считается, что ресурсы финансового стимулирования в Европе практически исчерпаны не только у англичан, но и у немцев. Своеобразна политика Германии. ФРГ собирается сделать с другими странами ЕС то, что американцы со всем остальным миром: выжать их ресурсы для спасения своей экономики. Именно Германия выступает в «объединенной Европе» главным лоббистом курса бюджетной экономии за счет социальных статей. ФРГ обрекает на жесткую экономию другие государства, а сама стремится проводить менее жесткую политику.

В действительности границы возможностей финансового стимулирования в Европе не перейдены. Политика ЕС и национальных администраций определяется не том, что они больше не могут эмитировать евро для оказания помощи банкам. Проблема в ином: Западная Европа остается в плену своего положения в мировой системе, где есть только один центр – США. Политика европейских властей ориентирована на сохранение экспорта в США и поддержание валютного равновесия. В этом вопросе линия западноевропейских государств мало отличается от политики стран периферии. Параллельно европейские власти стараются уничтожить социальные завоевания трудящихся, чтобы удешевить производство.

Жесткие меры принимаются во Франции. В Британии тоже началось завинчивание гаек по греческому сценарию. Финансовые корпорации не рассматривают угрозу резкого снижения спроса и падения экономики в штопор как угрозу для себя. Даже робкое предложение Эд Милибэнда (нового лидера британских лейбористов – не более чем правого социал-демократа) несколько замедлить урезание социальных статей бюджета вызвало бурю. Сити охватила настоящая истерика. Газеты вышли полными заголовков о «красном Эде» и надвигающемся социализме. Предложение главы лейбористов пресса характеризует как «безумие» (madness). В Ирландии, где программы экономии начались раньше, спад в реальной экономике резко ускорился. Твердолобая приверженность западноевропейских властей и крупного капитала курсу «экономии» всюду породит мощные социальные выступления по греческому образцу. Правительства неминуемо падут, вслед за развалом экономики. Но ближайшей перспективой остается уже проводимая неолиберальными властями политика.

В последнее время российские банки активно привлекают депозиты в валюте. Их не тревожит даже перспектива ослабления доллара и евро. Иностранная валюта необходима отечественным банкам для расчетов с иностранными кредиторами. Они заинтересованы привлечь ее как можно больше. Долги крупного российского бизнеса в зарубежных валютах остаются огромными. При этом нельзя сказать, что кредитные институты несут какие-то особые риски. Они могут пострадать только от дальнейшего ухудшения конъюнктуры.

Приход осени восстановил тему девальвации рубля. В твердости его давно положено сомневаться. Но вряд ли банки объявили сбор валюты из-за ее угрозы. Новая девальвация рубля при нынешних ценах на сырье в мире может только навредить властям политически – это ухудшило бы положение населения в условиях неурожая. Экономически она пока не обоснована. Повторный мощный обвал на нефтяном рынке еще не развернулся, что делает вторую девальвацию маловероятной в ближайшие несколько месяцев. Это не отменяет, правда, общей тревожно-кризисной атмосферы.

Несмотря на то, что период дорогого евро закончился, доллар в сентябре показал, насколько низко он может пасть. Европейские власти видимо постараются опустить евро вслед за ним, а правительства стран периферии капитализма сделают тоже. Это может относительно усилить доллар в октябре-ноябре. В целом же до конца 2010 года продолжится общемировое снижение покупательной силы валют, что ярче всего выразится в повышении потребительской инфляции. В ЕС кризис набирает остроту, что делает его валюту не более надежной, чем доллар. В результате разумней (как и прежде) держать сбережения в золоте и серебре – золотых и серебряных ценностях.

Детали остаются деталями, даже если могут сказать о многом. Проблемы банков заключены не в том, что часть вкладов номинирована в валюте, а в общеэкономическом снижении доходности. Российские власти, как и правительства иных государств, постарались помочь банкам разгрузить портфели от плохих долгов. Но в банковских портфелях остается еще много потенциально плохих долгов. Как скоро о них заговорят, зависит не от банков, а от общих процессов в экономики. Их по-прежнему обуславливает глобальный кризис. И тут все остается на старом месте.


Прыг: 093 094 095 096 097 098 099 100 101 102 103
Шарах: 100