Автор: Василий Колташов

Май 2010 года вошел в историю глобального кризиса. Волны биржевых обвалов, падение цен на нефть, металлы и иное промышленное сырье показали ложность всех фраз о победе над кризисом. Не случайно майская «вторая волна кризиса» попала в меню министров финансов G20. Однако майский кризис - «рецидив рецессии» - представлял собой, прежде всего, шантаж неолиберальных правительств банками-спекулянтами. И это имеет первостепенное значение для G20 и других неолиберальных институтов.

Экономическая пресса полна тревоги о евро, перспективах ЕС и его членов. В центре внимания находятся не процессы реальной экономики, а финансовое состояние государств. Проблема больших национальных долгов (прежде всего стран юга ЕС) удостоилась наибольшего внимания в ходе последней встречи G20. Ее рассмотрение оказалось исключительно однобоким: государства должны больше экономить, особенно урезая социальные статьи расходов, а международные институты обязаны контролировать процесс и оказывать помощь слабым. За скобками неолиберальных рецептов «спасения национальных финансов» оставлены иные способы решения проблемы долгов.

Обслуживающие неолиберальные правительства мира экономисты любят подчеркивать: долги давят на бюджеты, а исполнение бюджетов требует дополнительных средств - заемных денег. Рецепты институтов ЕС, МВФ и G20 кажутся логичными. Делаются даже заключения о том, что из еврозоны могут уйти ее неблагополучные члены. Даже некоторые левые экономисты склоняются к выводу о неизбежности выхода Греции из ЕС. Подобные мысли уже звучат по отношению к Португалии и Испании. Однако совершенно неясно, какие антикризисные преимущества получат освободившиеся от финансовой опеки страны.Грубый инструмент прямого сокращения зарплат, пенсий и пособий при поднятии налогов на потребителей заменит «мягкая» схема денежной эмиссии.

Задача подлинного преодоления экономического кризиса требует не разделения Европы, а наоборот - реальной интеграции. Она необходима также в других регионах планеты: в Южной и Северной Америке, Восточной Европе и Азии. Давление долгов на бюджеты может быть снято, с одной стороны, решительным сокращением выплачиваемых процентов, с другой - изменением всей монетарной политики. Эмиссия денег должна вернуться в руки государств и стать инструментом не обогащения корпораций, а стимулирования экономического развития. Исходя из той же потребности необходимо не сокращение, а наращивание расходов на социальную сферу, науку и образование. Но именно этого не желают как власти ЕС, так и правительства иных стран, дружно собирающихся на встречи G20.

G20 последовательно демонстрирует приверженность неолиберальному курсу. Антикризисная политика остается монетаристской и нацеленной на поддержание корпораций. Неизменны даже декларации, твердящие о восстановлении экономики при сохранении уязвимости и частных угроз. Саммиты G20 однообразно подчеркивают: все, что делается, правильно и эффективно. Факты спорят и с тем, и с другим.

Весна 2010 года продемонстрировала новые вершины спекуляций. После возрождения биржевого роста в 2009 году и повторного взлета сырьевых цен мировая финансовая сфера пережила в мае пугающий обвал. Каковы были его причины? Состоявшийся в начале июня саммит G20 ограничился формальным заключением о влиянии греческих бюджетных проблем на рынки. Все ли обстояло настолько просто?

Разрушительные процессы в мировой экономике не прекращали развития в 2009 году, несмотря на торжественное объявление установившейся финансовой стабилизации «окончанием кризиса», «победой над рецессией», «восстановлением экономики» и даже «стартом нового подъема». Сокращение мировой торговли в 2009 году составило 12%. Сжатие мирового рынка отражало сжатие рынков национальных. Вопреки росту цен промышленное потребление энергоресурсов сокращалось. Безработица продолжала увеличиваться. Сохранялся торговый кризис: почти повсеместно проявлялось товарное перепроизводство (особенно заметное в потребительском секторе), открывшееся еще в 2008 году. Магазины одежды проводили беспрерывные распродажи по всему миру. Электронные приборы, включая компьютеры, продавались плохо.

Министры финансов и экономики стран, входящих в G20, не могли не замечать негативных хозяйственных процессов. Главы государств знали достаточно правды. Кризис укоренялся в экономике, подрывая материальное положение рядовых потребителей, а на фондовом и сырьевом рынках наблюдалось возрождение докризисных тенденций.

Вместо естественного завершения краха спекуляций, благодаря обильным государственным субсидиям бизнесу (при ведущей роли США) происходило их возрождение. Естественная логика развития экономического кризиса переламывалась. Вместо быстрого обвала по всем направлениям и начала фазы депрессии с низкими ценами на сырье и дешевыми ценными бумагами, финансовая система планеты была искусственно возвращена в состояние докризисного бума. Потери банков покрывались за счет национальных резервов, либо эмиссии валют. Но банки, часть мировой корпоративной системы, не видели приложения капиталов в реальном секторе. Они начинали искать выгодные бумаги и базовые товары, играя на повышение. Цены росли вместе с оптимизмом игроков. Власти подкрепляли его подправленной статистикой. G20 подтверждала ее своим авторитетом.

Деловая пресса резко убавила интерес к критически настроенным экономистам. G20 и G8 вместе с министерскими кабинетами большинства стран принялись обсуждать «посткризисное развитие» и «свертывание программ поддержки экономик». Но уже осенью 2009 года мировым властям пришлось принимать меры по спасению стран с плохими бюджетными показателями. Греция надолго оказалась в центре внимания. Совершенно игнорировался факт, что она лишь показывала будущее других государств. Более того, сложилась ситуация, когда раздувание паники стало инструментом поддержания спекулятивного бума. Это оказалось новым явлением. Была забыта даже неолиберальная аксиома о том, что не потребительский спрос создает экономический рост, а деловая активность компаний, для которой нужен покой.

Экономика Греции страдала от сокращения потока туристов, снижения экспорта промышленных товаров и неполной загрузки транспортного флота. Внутри страны ощущался спад продаж: еще весной 2008 года местная пресса била об этом тревогу. В результате финансовое состояние государства ухудшалось. «Греческую болезнь» было решено лечить сокращением цены местной рабочей силы, а заодно - правительственных расходов на социальную сферу, оплату труда госслужащих и капитальное строительство. Проблема состояла в хождении евро, являющемся валютой денежных капиталов, а не только средством оплаты труда. В странах с периферийными денежными системами проще было бы провести девальвацию, обвалив доходы рабочих косвенным образом. Крупный капитал Греции предпочитал вызвать протесты населения, но не отказаться от евро и членства в ЕС.

Правительство Греции с радостью поддалось шантажу бизнеса. Оно как могло, раздувало панику и подогревало обывательские страхи. В результате проценты по государственным облигациям поднялись, а меры (два первых пакета) были продавлены «во имя спасение родины». Первым заметным результатом стало подорожание жизни (в частности, цена бензина подскочила почти на 50%). Магазины ощутили новый отток покупателей, а кафе и рестораны - клиентов. На рынке труда почти исчез спрос на продавцов и официантов, еще недавно самые массовые в стране профессии. Экономия бюджета оказалась бумажной. В стране продолжают снижаться поступления в казну. Итоги туристического сезона 2010 года вряд ли окажутся лучше результатов 2009 года. Грецию, вероятно, ожидают новые меры шоковой экономии.

В июне пришла очередь Испании лечить «греческую болезнь» под страхом изгнания из «объединенной Европы». Со временем меры жесткой экономии, обваливающие реальные доходы трудящихся, могут найти применение почти повсеместно. Однако если взлет процентов по греческим бумагам обрадовал многих, то итоговое обнищание потребителей ЕС (второго после США рынка на планете) станет ударом для массы компаний. Немало пострадают иностранные поставщики товаров. Однако как еще власти Евросоюза могут поддержать свои монополии, одновременно удешевив производство и услуги, а также обеспечив выигрыши биржевым игрокам? Фактически, в Западной Европе с местной спецификой применяется американский план «спасения экономики». Страны ЕС в 2008 году отставали от США в развитии кризиса. Но отставание это было временным и объяснялось зависимым положением экономики Евросоюза от национального хозяйства США.

В России, Казахстане, постсоветских странах Восточной Европы и других периферийных государствах уже разворачивается своя политика бюджетной экономии. По радикальности она превосходит греческий курс «спасения страны». G20 было, что обсуждать на последней встрече. Спекулянты недвусмысленно предъявили свои требования в ходе серии биржевых обвалов. Им необходимо, чтобы государственные финансы покрывали проценты по бумагам, а также могли и дальше обеспечивать поддержку бизнеса. Вопрос о том, пришел ли срок сокращать государственную помощь «экономике» с повестки дня G20 был снят. Триумфальные декларации о новых победах якобы одержанных над глобальным кризисом оказались неуместны.

Майское биржевое падение, а также снижение сырьевых цен показали, что для продолжения банками спекуляций нужна дополнительная государственная подпитка и гарантии ее продолжения. Сами по себе дефициты бюджетов и национальные долги не имеют катастрофического значения для экономик. Они важны прежде всего для спекулятивных капиталов, играющих на этой почве.

Цены на нефть и металлы росли весь 2009 год. С приходом 2010 года обнаружилась пробуксовка. В апреле наметился перелом. Цены на алюминий обрушились к началу июня с 2450 до 1930 долларов за тонну. Нефть подешевела с 89 до 70-74 долларов за баррель. Интересной была судьба меди: с 8000 она опустилась до 6000 долларов за тонну. Никель рухнул с 27300 до 18000 долларов за тонну. Встречи глав правительств и министров финансов G20 проходили на неприятном фоне торговых обвалов. Деловая пресса констатировала приход «второй волны» кризиса, а вовсе не его полное завершение. Вывод G20 оказался таков: экономить казенные деньги и помогать корпорациям. Никаких новых мер G20 не предложила, что означало лишь сохранение прежней практики.

Британские власти пугают общественность неподъемным долгом страны и чрезмерным дефицитом бюджета (11% ВВП). Правительство Германии напоминает гражданам, что немцы тоже должны экономить. В России власти также стремятся высвободить средства для помощи бизнесу. Предусмотрена коммерциализация всей социальной сферы. Конгресс США выделяет еще 200 млрд. долларов на поддержку частного сектора. G20 и все неолиберальные правительства услышали призыв корпораций: поддержку компаний сворачивать нельзя, это чревато обострением кризиса. Но пределы курса субсидирования крупного бизнеса за счет трудящихся лежат в реальной экономике. Даже если дружные меры правительств планеты смогут отсрочить крушение спекуляций, оно неминуемо случится в результате разрушения потребительских рынков. Кризис все равно перейдет в фазу депрессии. Но она окажется значительно глубже, чем могла бы быть, допусти приверженцы «свободного рынка» естественное развитие спада.

Но если курс бюджетной экономии при наращивании субсидирования бизнеса легко объясним, то с природой кризиса все не так просто. Возможно ли его преодоление по рецептам G20, МВФ и ЕС, в чем повсеместно уверяют общественность?

9 июня 2008 года Институт глобализации и социальных движений представил Доклад «Кризис глобальной экономики и Россия». В нем мы предупредили о необычности кризиса, его большой продолжительности и неизбежном крахе неолиберальной модели капитализма. Длительность и глубина кризиса обуславливались его системностью. Но он также являлся циклическим: подобные кризисы регулярно имели место с конца XVIII века каждые 25-35 лет и отличались от классических кризисов перепроизводства более сложным преодолением, зачастую требующим социальных революций. Всякий раз было необходимо расширение мирового рынка, географического или внутреннего - заключенного в старых границах. Последнее неизбежно было сопряжено с научно-техническими революциями и развитием транспорта. Однако с переходом капитализма в монополистическую фазу перевороты в технике стали все более происходить в годы экономических бедствий, а не накануне их. Острота больших кризисов в XX веке возросла.

Торжество неолиберализма с его неприятием всего внерыночного еще более обессилило систему капитализма. Финансируемая государством наука и образование были объявлены бюджетной обузой. Избыток дешевой рабочей силы в слаборазвитых странах позволял отказаться от технического перевооружения многих производств. Чудовищным оказался застой в энергетике. Повышение стоимости углеводородов стало одним из факторов, ускоривших приход кризиса 2008 года. Помогли его началу и спекуляции. Но вместо удешевления энергоресурсов или даже начала новой революции в энергетике, произошло возрождение спекуляций. Если кейнсианское регулирование оказалось не в силах побороть системный кризис 1970-х годов, то неолиберальное регулирование вернуло кризис на стартовые позиции.

Было бы странно ожидать от G20, совещания неолиберальных лидеров, реальных рецептов преодоления кризиса. Проблема не в разобщенности G20, а в ее идейно-практическом единстве. Не сломав его трудно ожидать преодоления кризиса. Впереди еще основное промышленное падение, которое повлечет за собой новый крах спекуляций. Именного его пытаются предотвратить мировые лидеры. Но в общей ориентации на внешний сбыт товаров правительства забывают, что сообща разрушают мировой рынок, поскольку ослабляют потребителей в своих странах.

G20 молчит о природе мирового кризиса. Правительства объединенные в этом ортодоксальном блоке легко идут на уступки банкам-спекулянтам, но дают жесткий отпор социальным протестам. G20, как и весь корпоративный мир, ждет окончания глобального кризиса, словно это стихийное бедствие, а не детище их политики. Но для будущего его завершения потребуется новая общественная среда и слом всей неолиберальной модели. Поэтому для государств G20 борьба с кризисом неприемлема. Остается ждать катастрофы.

Автор: Василий Колташов.

Без рассмотрения величайших экономических кризисов в истории вряд ли возможно понять настоящий мировой кризис. Анализ наиболее разрушительных хозяйственных кризисов также требуется для внесения ясности в вопрос о больших циклах капитализма, приводящих к великим хозяйственным спадам [1].

В истории капитализма за два последних столетия не единожды имели место экономические потрясения большой силы и продолжительности. Опыт великих экономических кризисов недопустимо сводить только к Великой депрессии 1929-1933 годов. Большие кризисы мели место не единожды за два с лишним века. Они трижды разворачивались в XIX веке. Четыре примера кризисов изменивших мировое хозяйство дает XX столетие. Очередной подобный кризис начался в 2008 году, но первый из подобных кризисов, что мы рассмотрим, сотряс глобальную экономику еще в конце XVIII века.

Великие кризисы не просто приводили к серьезным разрушениям, но оказывавшие особое влияние на весь процесс дальнейшего развития мира. По сути, они являлись в нем поворотными пунктами. Радикальные изменения в экономике порождали преображение политики, культуры и сознание людей. Большие кризисы – явления закономерного порядка. Познание их неотделимо от причин их возникновения, условий и развития и преодоления. Длинное циклическое развитие капитализма, открытое Николаем Кондратьевым (см. статью "Волны Кондратьева") находит свое выражение не только в подъемах, но также и в особо острых, переломных кризисах.

Изложение с частичной критикой циклической теории Кондратьева дало возможность поставить ряд принципиальных вопросов (см. "Поиски объяснения больших циклов"). Открыв волновой характер развития капитализма, этот выдающийся экономист не смог до конца понять его природу, раскрыть причины вызывающие длительные повышательные и понижательные периоды. Прекрасные констатации и обобщения совпали с полным противоречий обоснованием волн (см. "Что направляет длинные волны?"). Однако главной причиной остановки анализа стал философский метод, а не недостаточная глубина понимания ряда экономических процессов.

Чтобы сделать следующий шаг на пути изучения большой цикличности капитализма необходимо для начала внести недостающие детали в схему Кондратьева. Ими являются как кризисы перепроизводства вообще, так и большие кризисы в частности. Включение их в анализ позволит рассмотреть волновой процесс развития капитализма целиком, без прежнего сглаживания. Равновесный подход Кондратьева необходимо отбросить, заменив его диалектическим методом. Лишь проанализировав меняющиеся внутренние противоречия мирового капитализма различных эпох, можно в большей мере понять длинную цикличность его развития.

Время начала первого изученного Кондратьевым цикла (конец 1780-х – начало 1790-х годов) совпадает с острым экономическим кризисом, носившим широкий международный характер. Кризис не одновременно проявлялся в различных странах, но как видно был вызван общими причинами: невозможностью дальнейшего экономического роста без качественных (включая, политические) перемен в мировом хозяйстве. Наблюдался избыток свободных капиталов при явно усложнившемся вложении средств в сферу производства. Не случайно в те годы плоды научно-технической революции оказались востребованы. Но также имели место и радикальные социально-экономические перемены, убравшие феодальные преграды на пути капиталов и изобретений.

На этом кризисе, как первом в рассматриваемой нами цепи стоит остановиться особо. Вероятно, он имел две острых фазы: в первой половине 1770-х годов и в 1780-х годах. На первом этапе кризиса наиболее промышленно развитые станы (Англия, Франция и Голландия) столкнулись с острым «мануфактурным перепроизводством». Произошло значительное падение экспорта товаров, прежде всего тканей. Сократились заработки рабочих. Упал импорт сырья и продовольствия в эти страны. Не случайно в 1774 году в Лионе происходит серьезная стачка текстильных рабочих. В Англии еще в 1769 году обстоятельства принудили парламент принять закон, предусматривающий смертную казнь для пролетариев за разрушение машин. В Москве в 1771 году имел место «чумной бунт», разразившийся во время эпидемии и вызванный ухудшившимся материальным положением горожан.

Причина кризиса в наиболее передовых странах состояла в развитии мануфактурного производства в Европе и английских колониях Северной Америки. Видимо еще накануне кризиса на мировом рынке обозначился рост цен на сырье вследствие повышенного потребления его растущей промышленностью европейских стран (отчасти повлияла Семилетняя война). Вместе с тем годы производственного и торгового подъема привели к увеличению заработной платы в Англии и Франции, что подтверждается ростом стачек – рабочие чувствовали свою силу. Все это сделало экспорт промышленных товаров из промышленно развитых стран более дорогим, чем производство аналогов на месте. В 1770-х и особенно в 1780-х годах быстро растет мануфактурное производство в империи Габсбургов (особенно в Чехии), России, Германии, Испании (особенно в Каталонии) и даже Польше. При этом Пьемонт, Нидерланды, Франция и Англия сталкиваются с проблемами сбыта продукции.

Уже в 1780-х годах начинает развиваться протекционизм. Государства Восточной, Южной и Северной Европы осуществляют крупные реформы. Устраняются многие внутренние пошлины (в Австрии – реформы 1775 года), ремесленные цеха лишаются средневековых привилегий, но при этом усиливаются крепостнические порядки: происходит ужесточение эксплуатации сельского населения. Однако под давлением снизу в 1780-х годах в ряде стран феодальный гнет смягчается. В 1780 году крепостное право отменено в Чехии, а в 1785 году – в Венгрии.

Растущие в тот период в Европе мануфактуры используют дешевый, а зачастую подневольный труд. Пока государства Северо-Западной Европы борются с последствиями кризиса, в отсталых странах начинается подъем. Вероятно, уже в этом можно видеть начало первой повышательной волны, прослеженной Кондратьевым. Европейские страны менее связанные с мировым рынком быстрее преодолевают кризис.

Хозяйственные проблемы обостряют противоречия между Францией, Голландией и Англией. Британия отчаянно защищает контролируемые рынки от конкурентов и душит американскую промышленность, увеличивая таможенные сборы, что оборачивается восстанием колоний. Голландия все меньше вывозит сукон. Во всех трех странах безработица становится хронической. На Лондонской бирже в один момент 1770-х годов даже акции Ост-индской компании опускаются почти на 100%.

Ранее открытые для иностранных товаров рынки в Европе устанавливают протекционистские барьеры для многих товаров, особенно тканей. Вместе с тем они требуют от Англии свободной торговли – образуется Лига вооруженного нейтралитета (1780-1783 годы). В нее входят: Австрия, Россию, Швецию, Королевство обеих Сицилий, Пруссия, Португалия, Голландию и Данию. Лига не допускает англичанам досматривать и арестовывать суда идущие в восставшие колонии. В 1780-е годы кажется, что отставшие в экономическом развитии страны стремительно нагоняют лидеров. Они поддерживают свою торговлю (создавая даже монополии), и промышленность, что оборачивается немалыми хозяйственными успехами.

На развитие кризиса в Англии указывает статистика импорта. Ценность ввозимых товаров достигла в 1760 году 10 млн. фунтов стерлингов, поднявшись до 12 млн. фунтов стерлингов в 1770 году. В 1775 году импорт достигает 15 млн. фунтов стерлингов. После этого следует значительное падение ввоза в 1776-1783 годах. Ввоз падает до 10-11 млн. фунтов стерлингов в год. Затем разворачивается быстрый подъем. В 1785 году импорт равен уже 16 млн. фунтов стерлингов. Британские таможенные записи показывают: тоннаж судов вышедших из портов Англии в 1770 году составил 761 тысячу тонн, 1774 году – 864 тысячи тонн, в 1777 году – 820 тысяч тонн, в 1779 году – 730 тысяч тонн, а в 1781 году – 711 тысяч тонн. Далее последовал стремительный подъем. В 1785 году из британских портов вышло судов общим тоннажем в 1055 тысяч тонн.

Английский экспорт медленно прогрессировал в XVIII веке. С 7,5 млн. фунтов стерлингов его размер поднялся к 1771 году почти до 17,2 млн. фунтов стерлингов. Однако затем происходит падение до 11,5 млн. фунтов стерлингов. И только в 1783 году возобновляется рост. В 1785 году вывоз составляет 16 млн. фунтов стерлингов, спустя десять лет – уже 27 млн. фунтов стерлингов. Позицию лидера, принадлежавшую ранее шерстяным полотнам, занимают хлопчатобумажные ткани, продукт машинного переворота в производстве.

Французская торговля, увеличившаяся за первые три четверти XVIII века в несколько раз (от 5 до 10, по разным оценкам), несет огромные потери. В 1777 году впервые отмечен дефицит торгового баланса. Оборот торговли сокращается. Буржуазия пытается добиться реформ: устранить внутренние таможни, усилить протекционизм и уменьшить налоговый пресс. Ничего не выходит, класс феодалов не желает уступок. В Англии разворачивается промышленный переворот. Это позволяет сократить потребность в некоторых видах сырья (в частности чугуне из Восточной Европы) и снизить себестоимость товаров. Чтобы совершить нечто подобное, Франции нужна социальная революция.

Неожиданно поверженный «лев Британии» вновь поднимается на лапы. Экономика острова преодолевает кризис, а английские товары вновь разворачивают наступление на рынки. Рост доходов феодальной знати европейской периферии оборачивается на пользу обновляемой английской промышленности. Это еще более осложняет экономическое положение Голландии и Франции. В 1780-е годы кризис продолжает подрывать торговлю и промышленность этих стран. В таких условиях местные банкиры не решаются инвестировать средства в рискованную индустрию. Более всего от кризиса страдали крупные предприятия, сосредоточенные в основном в текстильной промышленности.

К 1789 году экономические условия во Франции существенно изменились. Закончилось время усиления торгового капитала, связанного с колониальными рынками и контролировавшего огромный транспортный флот. В годы революции торговая буржуазия поддержит партию жирондистов и проиграет в борьбе с другими группами буржуазии. Состояния созданные накануне кризиса перейдут в новые руки, а торговый флот Франции – значительно сократится. Аналогичной окажется к 1800 году судьба Голландии, где (как и во Франции) начнется индустриальный подъем. Французская промышленность выйдет из продолжительной депрессии необычайно усиленной. Связанные с ней круги буржуазии сделаются опорой диктатуры Наполеона.

Известно, что в предшествовавшие революции два десятилетия Францию все чаще сотрясали народные выступления. В других странах также ощущалось нарушение стабильности. В России в 1773-1775 годах, самой острой фазе мирового кризиса, произошло одно их крупнейших за всю историю крестьянских восстаний (под предводительством Емельяна Пугачева). В Австрийской державе вспыхивает восстание чешских крестьян (1775 год) на подавление которого была брошена целая армия. Накал социальной обстановки в те годы ощущался во многих странах и колониях. В будущих США тиски спада все сильнее сжимали экономику в 1772-1775 годах. Причем этому падению предшествовал спад с тяжелой депрессией 1764-1769 годов.

В первой половине 1770-х годов в английских колониях отмечалось снижение цен на местную продукцию, что больно задевало фермеров и купцов. Также как и в Англии, Голландии и Франции росло число банкротств, хронической становилась безработица. Во Франции и Нидерландах отмечался упадок торговли, что способствовало в годы кризиса обострению межгосударственных противоречий. Французская промышленность, ежегодно прираставшая в 1715-1770 годах примерно на 1%, несла потери. По сути, первые симптомы кризиса торгово-промышленные державы ощутили уже в 1760-е годы, сразу по завершении Семилетней войны (1756-1763 годы).

Под влиянием перемен в международной торговле и разделении труда происходит обострение классовой борьбы. В Англии полоса проблем завершается промышленной революцией: новая техника оказывается необходимой, а ее внедрение – объективно возможным в самой развитой капиталистической стране. В Голландии разворачивается Батавская революция. Прусская военная интервенция душит эту предшественницу Великой французской революции в 1787 году. Британская буржуазия торжествует, кризис ослабляет конкурентов. Между тем он подготовляет невиданные еще в Европе социально-экономические потрясения.

В центре мировой торговли – Англии 1760-1780-е годы были временем острого политического кризиса отражавшего кризис хозяйственный. Промышленная буржуазия требует расширения избирательного права, происходят народные волнения, в том числе и в Ирландии. В 1775-1783 годах разворачивается революционная борьба за независимость североамериканских колоний. Возникает новая страна – Соединенные Штаты. Событиям этим предшествует нарастание экономических трудностей, делающих невозможным для колоний дальнейшее сохранение зависимости от Англии.

Британские экономические порядки вступают к 1775 году в неразрешимое противоречие с развитием североамериканских колоний. Но даже когда война начинается, Англия не может пойти на уступки – первоначальные требования колонистов умеренны. Вся британская политика тех лет складывается из стараний ослабить давление кризиса на экономику метрополии. В 1769-1770 годах англичане доводят население Индии до страшного голода, быть может, самого ужасного в ее истории. В Бенгалии убыль населения достигает одной трети.

В период 1770-1780-х годов отмечалось снижение спроса на многие промышленные товары ранее широко поставлявшиеся из стран с более развитой промышленностью. Французский экспорт шелка в Англию, Германию и «другие так называемые северные страны уменьшился с 22 млн. ливров в 1769 году до 16 млн. ливров в 1783 году»[2]. Сбыт падал и в южных государствах Европы, а также снижался на Востоке. В самой Франции продажа шелка уменьшилась в означенный период с 12 до 8 млн. ливров. С теми же проблемами в экспорте шелка сталкивались Голландия и Северная Италия. В Венеции в 1780-м году власти жестоко подавляют забастовку рабочих, вызванную ухудшением их материального положения. В 1781 году происходит восстание среди населения провинций республики.

Застой или ослабления проявлялись и в других отраслях промышленности. Мануфактуры государств ранее богатевших за счет экспорта явно производили больше товаров, чем был в состоянии поглотить рынок. Спад отмечался в кораблестроении, металлургии и сукноделии. Проблемы в большой торговле оказывали негативное влияние на состояние крестьян и мелких торговцев. Между тем отставшие в развитии державы с еще сильными феодальными порядками развивали собственное, более дешевое производство.

Кризис имел несколько острых фаз, не одновременно затрагивавших различные государства. Он сравнительно легко прошел в странах европейской периферии, но тяжело преодолевался в экономически наиболее передовых регионах. Во Франции 1788 года именно сочетание неурожая и свертывания производства подтолкнуло рост общественного возмущения. Криз сильно дал вновь себя почувствовать в 1787-1788 годы. В США 1780-е годы отнять не стали временем процветания: добившись независимости, страна еще долго оставалась под давлением хозяйственного кризиса. Но все же оживление в американской экономике началось раньше, чем в Голландии и Франции.

Важной чертой кризиса в 1770-е годы стало снижение ставки процента по кредитам. Буржуазия ранее господствовавших в международной торговле стран смогла скопить огромные состояния, но не имела возможности инвестировать их в торговлю и промышленность. Это прежде всего касалось Нидерландов и Франции, где переход к применению машин в индустрии оказался наиболее затруднителен. Одной из проблем была неясность перспектив сбыта: английская промышленность быстрее переходила на новые технологические рельсы, а торговое доминирование Британии подкреплялось военно-морской мощью. Голландия прекрасно смогла это почувствовать, проиграв в начале 1780-х годов войну с ней.

«Излишние» капиталы требовали применения, несмотря на кризисные процессы в своих странах. Известно, что европейские правительства поле 1773 года смогли получать голландские кредиты всего под 5% и даже под 2-3%. Примечательно, что наиболее отсталые государства в конце XVIII века ощущали острое экономическое недомогание вместе с торгово-промышленными лидерами, поскольку были тесно связаны с ними в качестве поставщиков сырья и продовольствия. При этом, что характерно, они не имели в отличие от боле развитых европейских абсолютных монархий условия для самостоятельного преодоления спада за счет развития собственного мануфактурного производства. В таком положении в 1770-1780-х годах оказалась Османская империя.

В 1770-1780-х годах не наблюдалось спокойствия в колониях. В испанских владениях в Латинской Америке разворачиваются восстания индейцев, самое крупное из которых – Тупак Амару II (1780-1782 годов). Не единожды происходили восстания в Индии, имевшее место параллельно с попыткой Франции вновь закрепится на полуострове. Неудачи Франции в борьбе с Британией за новые земли, наряду с потерей североамериканских колоний, чрезвычайно серьезно отразилось на государственных финансах и национальном хозяйстве. Они немало способствовали развитию в стране политического и социального кризиса. В дальнейшем революция стала локомотивом преодоления кризиса, с которым феодальная монархия справиться была бессильна.

Кризис мирового хозяйства продолжался в различных странах неодинаковое время. Общую его длительность можно оценить примерно в 20-25 лет. Срок этот выглядит чрезвычайно большим лишь при сравнении с более поздними глобальными системными кризисами, имевшими место в XIX-XX веках.

Кризис конца XVIII века остается малоизученным. Несомненно, однако, что вызван он был невозможностью дальнейшего развития мирового хозяйства без серьезных перемен в нем. Завершился очередной этап колониальной гонки, главный приз в ней – Индия досталась англичанам. Вместе с тем рост обрабатывающей промышленности в Европе привел к ослаблению позиций старых торгово-промышленных лидеров, потребовав от них качественных перемен в экономике. В Австрии, России, Германии и Испании напротив развернулся мануфактурный рост, а кризисная фаза оказалась пройдена к началу 1780-х годов.

К 1790 году в мире произошли серьезные изменения в сфере торговли и международного разделения труда. Обрабатывающая промышленность перестала быть привилегией наиболее развитых стран. Для преодоления спада потребовались технические новшества, политические реформы и социальные революции в Западной Европе, призванные убрать все феодальные преграды всюду, где капиталистические отношения проникли достаточно глубоко. Большой кризис конца XVIII века дал мощный толчок прогрессивным переменам в мире.

Сноски:

[1] Серия статей в хронологическом порядке с 1770-х годов по наши дни
[2] Потемкин Ф.В., Промышленная революция во Франции, т. 1—2, М., 1971.

Автор: Василий Колташов.

Соединенные Штаты постараются избежать банкротства, но не преодолеют кризис за счет экспорта.

Две основных проблемы стоят перед американской администрацией: угроза банкротства и неожиданные препятствия на пути экспортного преодоления кризиса. И если первая трудность давно предугадывалась экономистами, то вторая стала детищем борьбы с кризисом с консервативных – неолиберальных позиций.

США будут пытаться избежать банкротства в 2010 году. Для погашения огромных краткосрочных займов правительству, вероятно, придется продолжить политику скрытого ослабления доллара или открыто девальвировать валюту. Государственный долг США начинает выходить из-под контроля: власти страны в ближайшие 12 месяцев должны выплатить $2 трлн. по краткосрочным обязательствам. Резервы страны недостаточны для покрытия этой суммы. С другой стороны план преодоления кризиса в США за счет расширения экспорта разваливается. Получение средств за счет экономического подъема может планироваться, но не осуществляться.

Администрация Обамы не может остановить ослабления иностранных валют, что препятствует расширению американского вывоза. В мире продолжается гонка девальваций: все больше стран выражают заинтересованность в снижении курса своих денег. Ослабление доллара и евро затрудняет реализацию иностранных товаров на рынках США и ЕС, что способствует снижению спроса на американское и европейское промышленное оборудование. Борясь с кризисом монетарными средствами, государства мира обоюдно его углубляют. Последствия этого еще проявятся до истечения 2010 года, странным образом уже объявленного многими посткризисным.

Экономический кризис продолжает негативно сказываться на финансах США. Размер назначенного для погашения на 2010 год долга – $2 трлн. Администрация Обамы не может легко одолжить такую сумму. Она слишком велика. Вместе с тем она не включает других чрезвычайных расходных статей правительства, оцениваемых в $1,5 трлн. Министерству финансов придется отыскать в 2010 году колоссальную сумму в $3,5 трлн. Даже если эта задача будет решена, коллапса национальных финансов не избежать. Достаточно вспомнить 1970-е годы и период начала 1930-х годов, чтобы понять по какому пути пойдут американские власти. В текущем году США потребуются также дополнительные средства для смягчения новых проблем, вызванных кризисом и еще не учтенных властями. Одновременно сократятся доходы казны. Правительству предстоит решить задачу беспрецедентной сложности.

В 2009 финансовом году, завершившимся 30 сентября, дефицит американского бюджета составил $1,42 трлн. (9,9% ВВП). Ожидаемый дефицит текущего года должен составить $1,56 трлн. Правительство США рассчитывает «заморозить» почти все расходы, кроме военных. Но, вероятно, ему придется со временем пойти и на их радикальное снижение. Бюджетный дефицит за пять месяцев этого фискального года достиг $651,6 млрд. Для его покрытия можно привлечь заемные средства. Но для оплаты краткосрочных долгов правительство США может использовать только денежный печатный станок. Необходимых резервов у американского государства нет. Однако на объявление банкротства США не пойдут пока смогут откладывать крах государственных финансов с помощью эмиссии доллара и привлечения новых займов.

Золотой запас Соединенных Штатов оценивается приблизительно в $300 млрд. (почти 7 379 тонн золота). По данным МВФ страна располагает валютными резервами в $136 млрд. Стратегический запас нефти стоит $58 млрд. Таким образом, общие резервы едва достигают $500 млрд. При этом администрация Обамы проводит экономический курс, не способствующий повышению доходов трудящихся. Вместо расширения внутреннего сбыта правительство стремится поддерживать экспорт. Основную долю (порядка 60%) в нем составляют различные машины и оборудование. Однако именно на эти изделия в мире снижается спрос из-за сокращения сбыта потребительских товаров. В 2010 году кризис может сильнее задеть производство техники.

Необходимость поддерживать крупный бизнес вынуждает правительство США размещать все новые займы и наращивать эмиссию доллара. ФРС в 2008-2009 годах выпустил в обращение новых банкнот не меньше, чем на $2 трлн. Ослабление доллара продолжается, что одновременно обесценивает долговые обязательства США и доходы американских потребителей, содействуя углублению кризиса, несмотря на внешнюю стабильность. В перспективе эти процессы приведут к большему ослаблению реального сектора американской экономики, сокращению потребительского рынка, краху нефтяных спекуляций и банкротству многих банков, получающих пока господдержку.

Либеральные экономисты не считают снижение доходов американских потребителей серьезной угрозой для хозяйства США и мировой экономики. В Белом доме находят, что снижение затрат на производство американских товаров несет в себе положительный заряд. США реализуют консервативную антикризисную политику, во многом опробованную еще до кризиса 1929-1933 годов. Они стремятся обеспечить корпорациям восстановление денежных капиталов, что должно облегчить обновление производственных фондов и помешать разорению банков. Одновременно понижение курса доллара позволяет бизнесу сократить реальные затраты на оплату труда. В результате принимаемых администрацией Обамы мер себестоимость продукции в США уменьшается. Аналогичную американской политику проводит Евросоюз. Однако расширение экспорта американских и европейских товаров упирается в покупательные возможности других стран. Сужение национальных рынков в 2009 году уже привело к 12% сокращению объема мировой торговли.

Ослабляя доллар, США заинтересованы в сохранении сравнительно высокого курса валют других государств. Особенно важно добиться ревальвации юаня от Китая. КНР беспокоит обесценивание доллара и евро. Оно угрожает сбыту китайской продукции в США и ЕС. Китай жизненно заинтересован в дешевом юане. На нем держится экспорт. Противоречие между США, Китаем и другими странами неразрешимо в рамках прежней организации мировой экономики. Гонка девальваций все больше ведет к росту протекционизма. Старые торговые отношения разрушаются. Антикризисная политика администрации Обамы, обеспечив финансовую стабилизацию 2009 года, подрывает ее сегодня. Конгресс США намерен определять соответствие валют «реальной стоимости», что может только осложнить соревнование на спуске валютных курсов, но не остановить его.

В структуре американского экспорта превалирует оборудование, 46% по данным на 2006 год. Покупателями его выступают государства с высокой долей производства предметов потребления. Зачастую они предназначены для американского рынка. Материалы и сырье занимают в экспорте США второе место. На них приходится 21% годового вывоза. Еще 11% составляют автомобили. Около 30% ввоза в США приходилось в докризисные годы на предметы потребления.

С началом экономического спада обнаружилось перепроизводство потребительских товаров. Особенно заметен избыток предложения одежды и обуви, мебели, автомобилей, мобильных телефонов и иной техники. Падает глобальный спрос на промышленное сырье, материалы и оборудование. Чтобы облегчить сбыт товаров на мировом рынке страны-производители девальвируют национальные валюты, добиваясь сокращения производственных затрат. США стремятся за счет ослабления доллара поддержать экспорт и заместить внутренним производством импорт. Препятствием такого курса выступает аналогичная политика других государств. Никто не желает терять американский рынок, а для приобретения товаров из США нужно еще сбыть собственную продукцию. Задача эта остается нерешенной.

В 2010 году вряд ли последует банкротство США. Традиционными эмиссионными мерами администрация Обамы будет перекрывать долги и статьи бюджетных расходов. Но взаимосвязанный с такой политикой антикризисный курс не даст ожидаемых результатов. Задуманная экономистами из круга нового президента реиндустриализация США возможна. Однако избранный курс экспортного преодоления кризиса не может быть успешно реализован. Он только поможет усиления протекционизма в мире, подтолкнув США и другие страны к началу реальной борьбы с кризисом – к развитию внутреннего потребления, на которое и должно ориентироваться производство.