Экономика не представляет собой точную науку. Представление о ней как области знаний, оперирующей только формулами, математическими зависимостями, числами и расчетами, глубоко ошибочно. Объектом изучения экономической науки являются не только вещи и физические объекты, поддающиеся количественному изменению и описанию, но и биологическая природа, менее подверженная количественному анализу. Главная фигура экономики — человек, люди; их экономическое поведение во многом не поддается числовому измерению. На экономические процессы влияет психология, которую не измеришь числом.

Люди, далекие от экономической теории, глубоко не изучавшие экономику, воспринимающие ее на основе бытовых представлений и сообщений средств массовой информации, чаще всего считают экономическую науку чисто количественной, пользующейся языком чисел и методом расчетов, вычислений. Получая заработную плату или пенсию, уплачивая деньги за покупки, слушая сообщения о количестве собранного зерна, валютном курсе рубля и величине внешнего долга страны, читая о количестве потребляемых товаров и услуг, человек поневоле воспринимает экономику количественным образом, а экономическую науку считает умением рассчитывать числовые величины, показатели. Поэтому столь часто приходится слышать голоса граждан, возмущенных тем, что экономика отклонилась от тех уровней, которые были провозглашены в планах, программах, прогнозах, предвыборных и других обещаниях: «Неужели ученые-экономисты не могли верно рассчитать заранее?»

Увы, представление об экономической науке, теории как областях знаний, оперирующих только формулами, математическими зависимостями, числами, расчетами, глубоко ошибочно. Как показывает анализ экономической, хозяйственной деятельности на всех уровнях: государства, предприятия, фирмы, домашнего хозяйства — только примерно 40% экономических проблем, задач решаются посредством количественных, числовых расчетов, с помощью математики, а точнее — арифметики. Остальные задачи, а их большинство, носят преимущественно качественный характер и не могут быть решены посредством только четырех действий арифметики. Подобного рода задачи, наиболее трудные для экономической науки, называют неформализуемыми или частично формализуемыми.

Например, ни один ученый-экономист в мире не сможет однозначно убедить только расчетами, в каком возрасте следует предоставлять пенсию, сколько надо производить табачных изделий, в какой мере оказывать иностранную помощь другим государствам и оказывать ли ее вообще; какова должна быть продолжительность рабочего дня, какие цены следует регулировать, а какие нет, надо ли ограничивать производство и продажу спиртных напитков, табачных изделий.

Вряд ли методами математики или формальной логики можно обосновать тот факт, что пенсионный возраст в России для мужчин установлен на пять лет выше, чем для женщин, хотя продолжительность жизни мужчин почти на десять лет меньше, чем женщин.

Такие и великое множество других экономических проблем решаются качественными методами: посредством социального анализа, использования аналогий, опроса общественного мнения, коллективного обсуждения, основываясь на логике рассуждений, наконец, посредством интуиции, на основе так называемых эвристических методов. Здесь уже экономическая наука пользуется не столько цифрами, сколько логикой жизни, мнением сведущих людей, сложившимися тенденциями и превращается из количественной, числовой в качественную, описательную, словесную (вербальную).

Это неизбежное следствие того, что объектом изучения экономической науки являются не только вещи, физические объекты, поддающиеся количественному изменению и описанию (да и то не в полной мере, ибо даже погоду люди не в силах строго рассчитать, предсказать), но и биологическая природа, менее подверженная количественному анализу. Главная фигура экономики — человек, основные действующие лица в экономике — люди, а их экономические действия, поведение во многом не вписываются ни в какие количественные шкалы, не поддаются чисто числовому измерению.

Об этом наглядно свидетельствует тот факт, что в экономической науке наряду с чисто количественными категориями «объем производства и потребления», «денежные доходы и расходы», «цены», «производительность», «темпы экономического подъема и спада» — широко применяются качественные понятия: «справедливость», «благотворительность», «образ жизни», «равенство возможностей», «духовные потребности», «интересы», а также полуколичественные: «эффективность», «полезность», «удовлетворение потребностей», «рынок», «выгода», «предпочтения», «приоритеты». Необходимо иметь в виду, что даже те экономические величины, показатели, которые в принципе являются числовыми, счетными, то есть поддаются расчету, во многих случаях не могут быть точно вычислены, определены. так как экономическая наука не овладела методами их расчета или для осуществления такого расчета нет необходимых исходных данных.

Большинство экономических понятий и категорий, в том числе таких, как труд, деньги, цены, финансы, доход, относится к типу « размытых», не поддающихся единому, однозначно трактуемому определению, что, однако, не лишает их смысла и не препятствует практическому использованию. Экономические законы, а точнее, закономерности носят преимущественно качественный характер, трактуются весьма общо, поэтому использование положений экономической науки на практике сопряжено с рядом трудностей и требует профессионализма, если угодно — искусства, и уж точно, глубоких знаний, опыта.

Экономической науке очень непросто учесть сумму факторов политического характера, оказывающих сильное влияние на хозяйственную деятельность. В весьма заметной степени на экономические процессы влияет индивидуальная, групповая и общественная, социальная психология, которую не измеришь числом.

Как это ни печально, но экономика не представляет собой точную науку, что ясно из предыдущих рассуждений. То обстоятельство, что слишком многое в экономике просто не поддается выражению числами, цифрами, свидетельствует о неправомерности отнесения ее к классу точных наук. Будучи по своей природе наукой общественной, экономика все же стоит гораздо ближе к таким естественным наукам, как физика, химия, биология, чем, скажем, история, философия, право, социология. Это связано с тем, что природные, естественные богатства служат основным источником хозяйственной деятельности, непосредственно вовлекаются в производственные процессы, распределительные отношения. Но в то же время прямая причастность экономической науки к человеку, семье, производственным и социальным коллективам, общественным интересам, отношениям людей отдаляет экономику от точных и естественных наук, приближая к заведомо «неточным» общественным наукам.

Хотелось бы присоединиться к мнению профессора Р. Хайлбронера: «Экономисты первыми согласятся, что от их дисциплины не приходится ждать прогнозов, которые бы хоть сколько-нибудь приближались по своей точности к тем, что дают технические науки, медицина или астрономия... Более того, функции, описывающие экономическое поведение, в отличие от тех, что описывают «поведение» звезд или частиц, несут на себе неизгладимый отпечаток волеизъявления или интерпретации. Именно с этим связана неопределенность всех социальных теорий; ведь смена ожиданий под воздействием сигналов, которые нигде, кроме как в голове экономического агента, не регистрируются, может даже знак поведенческих функций изменить на противоположный».

Итак, каждому, кто приступает к изучению экономики или углубляет свои познания в ней, необходимо уяснить, что от этой науки нельзя требовать или ожидать того, чего она не может дать в принципе, в силу своей природы, своих естества и сути.

Понятия «верно» или «неверно», «правильно» или «неправильно» применительно к экономике следует применять с большой осторожностью. Они применимы лишь к математическим действиям, используемым в экономике, к утверждениям об имевших место экономических фактах, событиях, а также к смыслу общепринятых экономических понятий. Что же касается истолкования экономических событий, их причин и следствий, благоприятности и неблагоприятности, то мнения об этом могут быть различными у разных людей и неправомерно априори считать утверждения одних заведомо правильными, а других — неверными, ошибочными. То же самое касается и принимаемых экономических решений, которые одним кажутся удачными, верными, а другим — наоборот. Существует ряд экономических учений, течений, школ, которые по-разному трактуют, воспринимают, оценивают одни и те же экономические события, явления.

Добавим, что на изучение, познание экономики накладывает существенный отпечаток специфика измерения, фиксации экономических показателей. Практически невозможна непрерывная регистрация количественно измеримых показателей. Ряд величин по своей природе дискретны и могут быть определены только раз в час, день, месяц или даже в год. Это относится и к выпуску продукции, и к доходам, и к расходам, и к платежам, которые в отличие от давления и температуры невозможно измерять и регистрировать непрерывно. Хуже того, если фиксация экономических величин происходит в стоимостном, денежном измерении, то мы вынуждены пользоваться «резиновым метром», ибо цены и курсы валют «ползут», изменяются во времени. Отсутствие твердой системы «единиц мер и весов» также отличает экономику от физики и других естественных наук, приводит к объективно обусловленной расплывчатости, неопределенности экономической науки. Поэтому наблюдаемое иногда стремление к избыточной «точности» экономических расчетов и оценок приводит чаще всего к иллюзорным эффектам, ошибочным выводам и бесплодным потерям времени в погоне за многозначными цифрами, в которых доверительностью, надежностью обладают одна-две, в лучшем случае три, цифры.

В этом смысле экономической науке противопоказан технократический, чисто инженерный подход. Экономические объекты, частью которых являются люди, — это не мосты, не здания, не машины, которые можно рассчитать, спроектировать, построить, заставить быть такими, как желает того конструктор. А ведь даже в инженерном деле допустима погрешность расчетов в пределах 5%. В экономике же, особенно когда речь идет о будущем, об отдаленной перспективе, зачастую трудно поручиться и за 10%, а то и за первый знак рассчитываемого показателя.

Так что экономика — это, с одной стороны, наука цифр, расчетов, числовых показателей, определяемых с той или иной степенью достоверности, а с другой стороны, наука суждений, предположений, мнений, умозаключений, утверждений.

Экономика кажущаяся и истинная

Определенным, пусть небольшим набором экономических знаний вынужден обладать и пользоваться каждый человек. Ведь еще с детства он погружен в экономическую среду, существование в которой требует хотя бы минимальных представлений об этой среде. Вряд ли найдется хоть один зрелый человек, который не представляет, что такое производство, потребление, деньги, цены, доходы, расходы. В подавляющем большинстве случаев такие знания обретены не путем изучения экономической науки, а из жизни, от других людей.

Это не мешает многим людям быть глубоко убежденными в том, что они прекрасно знают и понимают, что представляют собой эти с виду простые, а в действительности сложнейшие экономические понятия и какова истинная суть связанных с ними экономических процессов. Иногда приходится удивляться тому, с какой легкостью и непосредственностью человек, не раскрывший ни одного учебника по экономике, не изучавший и не желающий изучать экономическую науку, формулирует категоричные, беспрекословные суждения об экономике страны, о действиях правительства.

Те, кто не изучал математику, физику, химию, вряд ли станут отстаивать как самую верную и истинную свою собственную точку зрения по поводу того, чему равен квадрат разности двух чисел, в чем проявляется: закон равенства действий и противодействия и какова валентность углерода в той или иной химической реакции. Иное дело экономика (пожалуй, как и медицина), в которой почти каждый считает себя великим знатоком и специалистом на том лишь основании, что он знаком с отдельными фактами и способен интерпретировать их и делать из них свои собственные выводы вне зависимости от того, как они соотносятся с экономической наукой. В особенности с подобными явлениями приходится сталкиваться в России периода постсоветских экономических реформ, где поголовная экономическая малограмотность и некомпетентность соседствует с величайшей смелостью, напористостью экономических суждений.

Наиболее часто встречающиеся в экономических рассуждениях и утверждениях ошибки, свойственные людям, далеким от экономической науки или недостаточно, постигшим ее азы, заключаются не том, что они воспринимают кажущееся в экономике как действительное.

Существует ряд причин и поводов считать кажущееся в экономике истинным, чему подвержены многие люди.

Экономическая наука учит, что из частных наблюдений нельзя делать общие выводы. Между тем, если у отдельно взятого человека снижаются доходы, он склонен утверждать, что снижение доходов — массовое явление. Если цены увеличиваются в одном городе, его жители начинают утверждать, что наблюдается общий рост цен. Если цена определенного продукта, необходимого покупателю, возрастает больше, чем цены на другие, менее нужные ему товары, покупатель оценивает уровень инфляции по «своему», «критическому» товару, даже не задумываясь об остальных.

Даже близкие к экономике и экономической науке лица в большинстве случаев склонны рассматривать экономические зависимости как однофакторные, то есть по, сути анализируют воздействие на наблюдаемый результат только одной причины тогда и там, где в действительности проявляется влияние многих причин, действие ряда факторов.

Принято считать, что увеличение денежных доходов семьи ведет к росту ее благосостояния. Но если рост денежных доходов сопровождается одновременным увеличением цен, инфляцией, то этот второй фактор способен кардинально изменить картину. При росте цен, превышающем рост доходов, благосостояние семей, каждого человека будет уменьшаться.

Приведем еще один представительный пример непредставительности однофакторных подходов, суждений. Широко распространено мнение, что уровень благосостояния человека, семьи целиком зависит от их текущего денежного дохода. Существует даже понятие «низкодоходные слои населения» в которое вкладывается простой смысл: «кто мало денег получает — тот заведомо беден и живет убого». Но разве мало случаев, когда текущий денежной доход человека в виде заработной платы или пенсии весьма невелик, а между тем по имущественному богатству накопленным ценностям с ним не сравнятся люди, имеющие высокий текущий доход. Так что уровень благосостояния людей следовало бы оценивать не только по текущим денежным доходам, но и по накопленному богатству, имуществу, денежным сбережениям и другим факторам.

Отсюда вытекает необходимость применения не однофакторного, а гораздо более сложного, многофакторного анализа или изучения действия одного из факторов только в условиях, когда остальные факторы не оказывают определяющего влияния.

Экономические заблуждения значительной массы населения чаще всего возникают непреднамеренно просто потому, что кажущиеся простейшими гипотезы представляются безусловной истиной. Сказывается неумение мыслить комплексно, системно, учитывая разнообразие взаимосвязей и взаимодействий, всегда свойственное экономическим процессам. Одна из важнейших задач экономической науки — заложить основы системного экономического мышления и довести их до широких слоев населения, что позволило бы избавиться от ряда экономических ошибок.

К числу весьма распространенных и устойчивых заблуждений относится, например, представление о том, что снижение ставок и величины государственных налогов есть заведомое благо для граждан государства. Мыслящие таким образом то ли забывают, то ли не представляют, что налоги — главный источник бюджетных поступлений, а их уменьшение нанесет прямой удар бюджетному финансированию социальных программ, образования, здравоохранения, культуры. Что же касается благоприятного воздействия снижения налогов на рост, производства, то такой эффект хотя и возможен, но далеко не очевиден и может потребовать значительного времени, в течение которого источник расходов на социальные нужды будет подорван.

Еще одно часто встречающееся заблуждение заключается в представлении, что в условиях спада производства потребительских товаров и услуг можно не допустить и даже нельзя допускать снижения уровня жизни населения, объемов потребления. Люди, мыслящие подобным образом, игнорируют незыблемое положение, согласно которому ни одна страна, ни один народ не могут потреблять больше, чем они создают, получают, производят. Значит, если нет всеобъемлющих товарных запасов и поступления потребительских товаров извне, в виде импорта, то потребление, а с ним и уровень жизни в условиях спада производства предметов потребления будут снижаться адекватным образом. При этом перераспределение денежных доходов, благ не решает проблему, а способно лишь улучшить жизнь одних в сравнении с другими; при этом общая картина потребления не изменится.

Истинную экономику познать непросто даже с помощью экономической науки, но избегать заведомо ложных, ошибочных, искаженных представлений, явных заблуждений можно и нужно. Для этого по крайней мере не следует принимать кажущееся на первый взгляд за конечную истину; надо глубже осмысливать природу событий.

Глубокий экономический кризис и депрессия, охватившие мировое хозяйство в 2008-2012 гг., в очередной раз подтвердили факт перманентной неустойчивости рыночной экономики. Кризисы и спады разной глубины и продолжительности за последние 200 лет имманентно присущи рыночному хозяйству. Очень четко этот факт определил профессор Сергей Губанов в статье «Цикличность – форма кризисности».[1] Действительно, именно кризисы, завершающие циклы, представляют собой некий прерыв постепенности, пограничное состояние рыночной экономики, что мы и наблюдаем сегодня, начиная с 2008 г.

Неудивительно, что уже в XIX - нач. ХХ в. кризисы и циклы привлекали большое внимание крупнейших экономистов. Однако, преимущественно это были экономисты из Франции, Германии и России. Так, крупнейшими исследователями циклов можно назвать Жюгляра, Маркса, Туган-Барановского, Шпитгофа, Лескюра. Как следствие, сегодня периодические циклы в 7-11 лет чаще всего называют циклами Жюгляра. Хотя это не вполне точно.

Парадоксально, но экономисты циклических лидеров: Англии и США, где циклы Жюгляра проявились ранее всего и ярче всего, фактически, ими интересовались почти исключительно как явлениями эмпирическими или разовыми. Разгадка такого парадокса состояла в том, что экономисты Англии и США оказались тесно связаны с бизнесом и государственным экономическим управлением, что и делало их экономические воззрения чрезмерно эмпирическими.

Правда, это произошло не сразу, а в период зрелости индустриальной эпохи. Адам Смит и Давид Рикардо были вполне на высоте экономической теории. Однако, начиная с Джона Стьюарта Милля и, особенно с А. Маршалла и с монетаризма И. Фишера, экономическая мысль Англии и США перешла на позиции экономического эмпиризма. Поразительно, но даже в разгар Великой депрессии в 1933 г., когда число безработных в США достигло 15 млн., а американские банки фактически, все стали банкротами, И. Фишер, один из главных экономических советников президента Рузвельта, отрицал периодичность и закономерность циклов.

Неудивительно, что именно начиная с 20-30 г. теория циклов была подменена статистикой конъюнктуры. Ключевую роль в этом процессе сыграла работа Митчелла «Экономические циклы» (1927 г.). В ней автор прямо отверг теорию периодических циклов Жюгляра, заменяя ее статистическими и фактически, случайными, 3-4 летними циклами. Этим, с одной стороны, экономическая наука переходила к изучению и решению конкретных вопросов хозяйственной жизни. Но с другой, целый ряд важнейших экономических проблем, исследованных экономистами XIX- нач. XX вв., фактически, были отброшены.

Более того, даже понятие «кризис» Митчелл отверг, введя нейтральное понятие - «рецессия». «… исследователи-статистики, которые ставят себе в заслугу, что они всегда следуют указаниям своих данных, отвергли этот термин … Они назвали переход от расцвета к депрессии – рецессией. Вследствие этого циклы, которые они отмечают, в среднем короче циклов, установленных в трудах о кризисах: они считают типичными циклы не в 7-8 лет, а в 3-4 года».^[2]

Заметим, что сегодня, в нач. XXI в. глобальная конъюнктура имеет почти математически точную цикличность Жюгляра в 8-9 лет!! Ниже показаны даты циклов постиндустриальной эпохи: 1975-1982 гг., 1983-1991 гг., 1992-2001 гг., 2002-2009 гг.

Более того, как мы увидим ниже, даже смена президентов США почти точно совпадает с циклами Жюгляра последних 50-60 лет!!

Недостатки чисто статистического подход были очевидны уже в 20-е гг., когда формировалась школа Митчелла. Так, действительно глубокие периодические кризисы: послевоенный 1920-1921 гг. и самый разрушительный в истории кризис 1929-1932 гг. приравнивались к пролонгированному спаду 1923-1924 гг. и спаду 1926-1927 гг. В результате, важнейшие достижения качественного анализа приносились в жертву простой статистической констатации колебаний конъюнктуры. И когда началась «Великая депрессия» школе Митчелла для объяснения причин экономического краха предложить было нечего. И неудивительно, если даже само понятие «кризис» Митчеллом было отвергнуто и подменено «рецессией». Тогда как в действительности американская экономика переживала даже не кризис, а самый настоящий упадок, причем, целое десятилетие, так как после небольшого оживления в сер. 30-х гг. в 1938-1939 гг. кризис вернулся.

Одновременно школа Митчелла, фактически, отрицала и существование длинных циклов конъюнктуры. В результате, в исследованиях американских и английских экономистов полностью исчезла проблематика периодических циклов Жюгляра как фундаментального явления индустриальной экономики.

Правда, «Великая депрессия» вынудила всех западных экономистов заниматься проблемой цикличности. Но даже в предельно экстремальных условиях 30-х гг. ХХ, высшим результатом англо-американской экономической мысли стала теория Кейнса (1936 г.). Даже Г. Хаберер, который, выполняя задание Лиги Наций, обобщил все имевшиеся теории «делового цикла» 20-30-х гг.,^[3] в конечном итоге перешел на позиции кейнсианской теории. Но ее основной задачей была разработка такого хозяйственного регулирования экономикой, которое позволило бы максимально уменьшить циклические колебания. «Эффективное средство борьбы с экономическими циклами нужно искать не в устранении бумов и установлении хронической полудепрессии, а в том, чтобы устранить кризисы и постоянно поддерживать состояние квазибума».^[4]

Другими словами, Кейнс был далек от понимания цикличности как динамики и смены циклов Жюгляра. Т.е., далек от теории циклов. Как известно, именно в это время Й. Шумпетер пытался создать эскиз единой теории циклов на основе инновационной концепции и больших циклов Н. Кондратьева. Но, сделать это достаточно убедительно он не смог. Ведь в основе теории больших циклов конъюнктуры Н. Кондратьева лежала ошибочная гипотеза его научного наставника Туган-Барановского.[5] Да и правительства, как и подавляющее большинством экономистов, стремились найти меры для устранения или хотя бы смягчения именно «деловых циклов».

Правда, в экономической истории США для подмены исследований циклов Жюгляра «деловыми циклами» были и объективные причины. Например, в XIX в. только цикл 1849-1857 г. проявился более менее определенно. Более ранние циклы 1816-1826 гг., 1827-1837 гг., 1838-1848 гг. из-за неразвитости индустриального сектора экономики, были выражены достаточно слабо. Кроме того, даже эта слабо выраженная цикличность имела как бы обратное проявление. Дело в том, что в пер. пол. XIX в. США играли роль сырьевого придатка по отношению к индустриальной Англии. А потому циклические кризисы отражались в экономике США на несколько лет позднее. Так, индустриальный кризис 1837-1838 гг. в США с полной силой проявился только к 1842 г.

Более того, и после 1857 г. циклы в США не стали синхронными с циклами в Англии, так как уже в 1861 г. началась Гражданская война Севера и Юга, которая не только нарушила возникшую цикличность, но и подорвала финансовую систему США выпуском большой массы бумажных денег – гринбеков. Однако, не смотря на это, после кризиса 1873 г., циклы Жюгляра в экономике США на протяжении 1874-1903 гг. вполне просматривались. Так, можно выделить цикл 1874-1883 гг., цикл 1884-1893 гг. и цикл 1894-1903 гг. Почти те же годы периодических кризисов называли виднейшие исследователи циклов Жюгляра: сам Жюгляр, Туган-Барановский, Лескюр, Бунятян и др.

Т. о., циклы Жюгляра в экономике США в конце XIX в. вполне прослеживались, хотя и не совпадали точно с циклами Германии и Франции. Но различия были всего в год, а с Францией даже были полные совпадали. Исключение составляют лишь цикл 1894-1903 гг. и цикл 1904-1907 гг. Правда, в 1900 г. в США наметился спад, но он был преодолен и подъем продолжался. Здесь мы наблюдаем яркий факт явления «перехлестывания», когда цикл продлился на 2-3 года за счет сменявшего его цикла. Потрясающим подтверждением факта наличия «перехлестывания» является то, что цикл оказался хотя и небывало коротким: 1904-1907 гг., но, тем не менее, предельно типичным! Биржевой крах 1907 г., сильнейшим образом потряс не только финансовую систему США, но и всю американскую экономику. Именно после этого краха деловые и правящие круги США в 1913 г. создали ФРС.

Заметим, что особую сложность представлял анализ цикличности в годы 2-х мировых войн. Он, фактически, не был проведен до сих пор. Важнейший вопрос: как экономическая цикличность перерастает в военную цикличность и как протекает обратный процесс. Заметим, что экономические противоречия были важнейшей причиной возникновения мировых войн. Причем именно через цикличность эти противоречия перерастали в военные столкновения. И Первая мировая и Вторая мировая войны возникли в момент завершения циклов инноваций и начала циклов сдвига в 1914 г. и в 1939 г. Соответственно, сухая статистика мало что может дать для объяснения этих фактов.

Так, США в 30-е гг. производили 200-300 самолетов в год, в 1942-1944 гг. по 40-50 тыс. в год. Рост производства почти в 200 раз! И так почти со всеми видами военной техники. А в 1945-1947 гг. из-за конверсии огромный спад производства. В том числе и спад в динамике ВВП. Но означает ли это, что мы должны за период 1939-1948 гг. выделять несколько циклов? С точки зрения чисто формальной, статистической, точки зрения голых цифр – должны. Но с точки зрения исследования всей действительности – нет. Потому что цикличность свойственна не только индустриальной экономике, но и индустриальной политике. И в цикле 1939-1948 г. господствующей была не экономическая, а политическая доминанта цикличности.

Потому экономический вход в войну и выход из нее (конверсия), с точки зрения теории циклов, нужно рассматривать как единый цикл сдвига 1939-1948 гг. То же справедливо и для Первой мировой войны, протекавшей в цикле сдвига 1914-1921 гг. Другими словами, события Первой мировой и Второй мировой войны протекали в одном периодическом цикле Жюгляра.

Отсюда ясно, что исследование цикличности как чисто экономического (статистического) явления или как чисто политического явления (Гаттеи и др.) не дает настоящего объяснения индустриальной цикличности. Только синтетический подход, в котором учитываются как экономические, так и политические факторы,

Но и после Второй мировой войны в некоторых циклах ощущалось сильное влияние политического фактора. Так, в цикле 1949-1958 гг. большое влияние на экономическую конъюнктуру оказала война в Корее 1950-1953 гг. Достаточно сказать, что в годы войны доля ВВП США, расходуемая на военные нужды превысила 15%. Для сравнения: в годы рейганомики, когда создавалась СОИ, военные расходы составляли лишь 6%, а в 2000-е не более 3-4%. Естественно, что высокие военные затраты вели к деформации цикла Жюгляра. Окончание войны в Кореи и конверсия вызвали в 1954 г. экономический спад. Но считать его отдельным циклом нет никаких причин. Процессы развертывания цикла продолжались, и в 1955-1957 гг. экономика США вошла в фазу подъема. А в 1958 г. наступил экономический периодический кризис без всякой войны.

Схожие события происходили в следующем цикле, который в США войной во Вьетнаме был пролонгирован до 1970 гг. Заметим, что цикл 1959-1970 гг. был типичным циклом инноваций. В США наблюдался бурный экономический рост, внедрялись базисные и улучшающие инновации. Но в 1965 г. администрация Джонсона резко усилила военное вмешательство во Вьетнаме. Военные расходы снова подскочили, превысив 9% ВВП. Это вызвало искусственный инвестиционный подъем. В результате, цикл, который должен был завершиться в 1967-1968 гг., завершился в 1970 г. При этом, все ровно в 1967 г. экономика США ощутила спад. Особенно в отраслях, работающих на потребительский рынок из-за снижения личного потребления именно в 1967-1968 гг., когда и должен был закончиться цикл инноваций, если бы не резкий рост военных расходов.

Заметим, что, не смотря на военный подогрев конъюнктуры, демократы проиграли выборы 1968 г. Это еще одно свидетельство корреляции внутренней политики и циклов Жюгляра. К тому же, следующий цикл 1970-1975 гг. оказался очень коротким, так как цикл 1959-1970 гг. был пролонгирован огромными расходами на войну во Вьетнаме. Уместно подчеркнуть, что в Европе, в частности, в ФРГ, не затронутой военными затратами, цикл закончился именно в 1967 г. Другие ведущие страны западной Европы, например, Англия, также испытали спад в 1967 г.

Т. о., не смотря на глубокие политические потрясения в ХХ в., мы можем вполне определенно выявить циклы Жюгляра в экономике США как циклического лидера этой эпохи. Со времени, когда политические потрясения стали ослабевать: с сер. 70-х гг., циклы Жюгляра проявились со всей очевидностью. Причем уже не только в экономике США, а и во всей глобальной экономике. Динамика мирового ВВП, по данным Мирового банка, совершенно однозначно об этом свидетельствует.

В данной таблице совершенно однозначно выделяются циклы 1975-1982 гг., 1983-1991 гг., 1992-2001 гг. и 2001-2009 г. Причем эти же циклы в экономике США почти в точности повторяют динамику циклов мировой экономики.

2. Воздействие циклов Жюгляра на политическую принадлежность американских президентов

Как мы видели, экономические циклы весьма жестко связаны с политическими событиями. Естественно предположить, что циклическое развитие сильно воздействует и на политические процессы в США. Правда, в XIX в., когда источником индустриальных циклов была Англия, циклическое развитие США имело асинхронный характер. Циклический спад в Англии, а позже в Европе, происходил раньше, а в США с некоторой задержкой. Даже цикл сдвига самого конца XIX в.завершился в Европе в 1900 г., тогда как в США только в 1903 г.

Но после Второй мировой войны, когда центр глобальной рыночной экономики окончательно переместился в США, циклические и политические процессы обнаружили явные тенденции к сближению. Уже приход к власти республиканца Эйзенхауэра в 1952 г. обозначил это сближение. Его правление пришлось на большую часть цикла 1949-1958 гг. Но особенно явственно совпадение циклов Жюгляра и периодов смены правления республиканцев и демократов началось с 1960 гг.

Как известно, в этот год президентом стал демократ Кеннеди, а у власти демократы находились до 1968 г., что почти совпало с завершением цикла 1958-1967 гг. Победившие на выборах 1968 г. республиканцы также оставались у власти 2 срока до 1976 г., что также почти совпало с циклом 1968-1975 гг.

Лишь цикл 1975-1982 гг. относительно в большей степени не совпал со сменой партий у власти. Президентство демократа Картера пришлось на 1976-1980 гг. Но, цикл 1975-1982 гг. был началом постиндустриальной трансформации. Это был непродолжительный цикл. Более того, он как бы делился на части. В 1975-1979 гг. происходил быстрый рост старых индустриальных отраслей, но затем производство в них начало резко снижаться, и во второй половине цикла в 1979-1982 гг. происходил стремительный рост уже постиндустриальных отраслей.

Так что это был переломный цикл, что отразилось в смене демократов республиканской администрацией Рейгана в 1980 г. Т. о., демократы пробыли у власти лишь один президентский срок. Зато республиканцы пробыли у власти 3 срока с 1980 по 1992 гг. Последняя дата почти совпадет с завершением цикла инноваций 1983-1991 гг. Также почти совпадает нахождение у власти демократа Клинтона в 1992-2000 г. со следующим циклом 1993-2001 гг.

Наконец, республиканец Буш-младший находился у власти почти точно на протяжении цикла 2002-2009 гг.

Т. о., смена у власти партий и циклов с 1960 г. проходили так:

1952-1960 гг. республиканцы 1949-1958 гг.

1960-1968 гг. - демократы, 1959-1967 гг.

1968-1976 гг. - республиканцы, 1968-1975 гг.

1976-1980 гг. - демократы, 1975-1982 гг.

1980-1992 гг. - республиканцы, 1983-1992 гг.

1992-2000 гг. - демократы, 1993-2001 гг.

2000-2008 гг. - республиканцы, 2002-2009 гг.

2008-20...?гг. - демократы, 2010-около 2017 гг.

Возможно, кому-то совпадение смены партий у власти и циклов Жюгляра покажется не достаточно точным и убедительным. Поэтому для сравнения можем взять смену партий у власти во втор. пол. XIX - нач. XX и сер. XX в. Так, после гражданской войны республиканцы во втор. пол. XIX в. находились у власти несколько десятилетий подряд! Наоборот, демократы с началом Великой депрессии и Второй мировой войны, находились 5 сроков подряд с 1932 по 1952 гг. И только после прихода к власти республиканца Эйзенхауэра начинается правильная смена партий у власти, близко совпадающая со сменой циклов.

Какова причина явного сближения экономических и политических процессов в США? Одну из них мы уже назвали. Это глобальное лидерство, что означает определяющее влияние американской экономики на постиндустриальную циклическую эволюцию. Другая - отсутствие крупнейших политических столкновений, вроде гражданской или Второй мировой войн. А также крупных экономических потрясений, вроде Великой депрессии. Третью причину можно видеть в изменении характера коротких циклов во втор. пол. XX в. и нач. XXI в. Кризисы и депрессии стали менее глубокими и продолжительными. Важную роль сыграли информационные технологии, позволившие быстрее реагировать на изменения рыночной конъюнктуры и уменьшение товарных остатков.

Вместе с тем, последний короткий цикл 2002-2009 гг. с небывалым ростом цен на нефть и биржевым крахом осени 2008 г., может означать ослабление тесной зависимости политических и экономических процессов в США. Например, новый американский президент Барак Абама может пробыть у власти не большую часть нового цикла, а только 4 года, как и Картер в конце 70-х гг. Тем более, что цикл 2010-около 2017 гг. во многом будет переломным в эволюции постиндустриального общества. К тому же, перед Абамой стоит сложнейшая политическая задача: начать внешнеполитическое отступление, т.е., сворачивание некоторых наиболее одиозных проявлений американского глобализма. А, как известно, отступающий всегда подвергается жестокой критике, даже если отступление единственный выход.

3. Причины двойного срыва в цикле роста 1975-1982 гг. и начало постиндустриальной эпохи

Уделим некоторое внимание циклу 1975-1982 гг., что бы более детально уяснить причинную зависимость экономических и политических. Тем более, что уже много писалось и говорилось о двойном спаде 1980 г. и 1982 г. как модели для современного цикла 2009-около 2017 гг.

В этом цикле большое значение имел кредитно-финансовый фактор и соответственно, рост цен. В частности, огромное влияние на течение цикла 1975-1982 гг. оказали распад Бреттон-Вудской кредитно--финансовой системы и скачок цен на нефть в 1973 г. Даже после циклического кризиса 1974 г. подъем цен не остановился. Так, если тонна нефти в 1972 г. предлагалась за 25-30 дол., то в 1979 г. ОПЕК поднял цены до 250-300 дол. Соответственно, произошел скачек цен и на другие товары. В ответ на действия ОПЕК президент США Картер провозгласил лозунг: «Бушель зерна за баррель нефти». Соответственно, западные компании резко подняли цены на оборудование для нефтедобычи.

Неудивительно, что в 70-е гг. начались широкомасштабные поиски альтернативных нефти энергоресурсов, результаты которых важны и сегодня, когда цены на нефть в 2008 г. достигли нового максимума.

Не особенно интересен двойной срыв в цикле 1975-1982 гг. Деловая активность резко снизилась на рубеже 1980-1981 гг., а затем в 1982 г. произошел циклический спад. Проанализировав статистические данные рубежа 70-80 гг. можно вполне найти причину.

Экономические потрясения 1973-1974 гг. частично были преодолены уже во втор. пол. 70-х гг. Причем происходил рост производства в традиционных индустриальных отраслях. В США с 1975 по 1977 гг. производство автомобилей выросло с 9 до 15 млн., росло автомобилестроение Японии, ФРГ, Франции. Стабилизировалось производство стали.

Но это были последние годы, когда традиционные индустриальные отрасли определяли темпы экономического развития в ведущих странах глобального рыночного проекта, и прежде всего, в США. За три последние года этого же цикла роста (1975-1982 гг.) с 1979 г. по 1982 г. производство стали в США уменьшилось почти в 2 раза: со 124 млн. т до 66 млн. т.! Подобное падение было лишь в годы «Великой депрессии». Следует подчеркнуть, что и в следующем цикле 1983-1991 гг. производство стали уже не поднималось выше 90 млн. т. Очень значительным было в США и падение производства чугуна. Схожие процессы наблюдались в экономике ФРГ и Японии.

В тоже время, к сер. 70-х гг. уже были созданы вычислительные системы 4-го поколения, ставшие технологической и информационной основой начала преобразования индустриальной экономики в постиндустриальную.

Именно с сер. 70-х гг. начинает быстро возрастать производство персональных компьютеров. Если в США в 1968 г. они были произведены на сумму 4,2 млрд. дол., то в 1978 г. на сумму 16,6 млрд. дол., а в 1981 г. уже на сумму 30 млрд. дол. Среднегодовые темпы прироста с 1972 по 1982 гг. составляли почти 19%. Быстро развивалось роботостроение, в 1974 г. был создан первый коммерчески доступный робот Т3, управляемый миникомпьютером. Эти два направления в развитии постиндустриального производства оказались тесно взаимосвязаны. Развитие робототехники невозможно без компьютеризации, а в производстве электронных компонентов широко применяются роботы. Со втор. пол. 70-х гг. до нач. 80-х в 10 раз возросло число моделей роботов, предлагавшихся к продаже, сумма которой возросла с 30 млн. дол. в 1980 г. до 190 млн. дол. в 1982 г.

Еще стремительнее развивалась на рубеже 70-80 гг. биотехнология, еще одна важная постиндустриальная отрасль. Только в Японии к сер. 80-х гг. производство микробиологической продукции составило огромную сумму – 50 млрд. дол.

Следовательно, когда индустриальные отрасли переживали спад и застой, постиндустриальные производства начинают стремительно развиваться. Цикл роста 1975-1982 гг. стал первым циклом постиндустриальной эпохи, в которую вступил глобальный рыночный проект. Но это не означало разового и одновременного уничтожения всей индустриальной структуры производства и выстраивания на ее месте новой постиндустриальной. В действительности, происходили глубинные отраслевые сдвиги, и редуцированные индустриальные отрасли органически соединялись с новейшими.

Отсюда понятно, почему при переходе к постиндустриальной эпохе сохранилось циклическое развитие рыночного глобального проекта. Гибкость новых отраслей не могла компенсировать резкие спады конъюнктуры, вызванные структурным сжатием старых индустриальных отраслей. Кроме того, в условиях начавшегося соединения в рамках глобального рыночного проекта его ведущих центров и бывшей колониальной и полуколониальной периферии Азии, Латинской Америки и Африки, часть индустриального производства не исчезала полностью, а переносилась в эту периферию. В результате, индустриальный сектор мирового рыночного хозяйства сохранялся едва ли не в том же объеме.

Нетрудно понять, что причиной двойного срыва в цикле роста 1975-1982 гг. были глубокие технологические сдвиги, развернувшиеся позднее в цикле инноваций 1983-1991 гг. Это был типичный упреждающий спад, и одновременно пример перехлестывания цикличности, когда инновационные кластеры начали развертываться еще в цикле 1975-1982 гг.

Переломным экономическим и технологическим процессам рубежа 70-80 гг. соответствовали и политические изменения. Победа республиканца Рейгана на выборах 1980 г. была отражением потребностей в изменении экономической политики американского государства. Как известно, она в последствие получила наименование рейгономики. Однако,

См. также другие публикации Александра Смирнова в авторской колонке.

[1] Губанов С. Цикличность – форма кризисности. Экономист, 1999 г., №1.

[2] Митчелл У. Экономические циклы. М.-Л., 1930 г., с. 465.

[3] См. Хаберер Г. Процветание и депрессия. Челябинск, 2008 г.

[4] Кейнс Дж. Общая теория занятости, процента и денег. М., 1999 г., с. 297.

[5] См. Смирнов А. Еще раз о мифе кондратьевских волн. Экономист. 2012 г., №4.

Эти рекомендации были разработаны в 1990 году, сразу после падения Берлинской стены, и их появление связывают с американским экономистом Джоном Уильямсоном. Заповеди консенсуса требуют среди прочего либерализации торговли, потоков прямых иностранных инвестиций, дерегуляции и приватизации. Каждый новый пункт приветствовался как окончательное решение проблемы экономической отсталости отдельных стран. Однако этого не произошло. В чем же причины?

Однажды, перед лекцией в городе Аруше в Танзании, ко мне подошел танзанийский генерал, член парламента. «Я прочел ваш доклад, и у меня только один вопрос, — сказал он серьезно. — Они нарочно не дают нам развиваться?» Я как раз собирался рассказать о своем видении глобализации и свободной торговли членам парламента Восточной Африки (объединенный парламент Кении, Уганды и Танзании), представлявшим страны, где глобализация привела скорее к примитивизации, чем к модернизации. Крепкий веселый генерал завоевал мое уважение еще на утренней сессии. Собрание происходило в большой палатке на бывшей кофейной плантации, которая из-за падения цен на кофе стала неконкурентоспособной даже при тех крошечных деньгах, которые платили ее работникам. Большая часть немногих предприятий, которые развились в регионе после получения независимости, погибли под воздействием перестройки Всемирного банка и МВФ. Нас окружали безработица и бедность.

Набором рекомендаций, приведших к результатам, о которых говорил танзанийский генерал, был так называемый Вашингтонский консенсус. Эти рекомендации были разработаны в 1990 году, сразу после падения Берлинской стены, и их появление связывают с американским экономистом Джоном Уильямсоном. Заповеди консенсуса требуют среди прочего либерализации торговли, потоков прямых иностранных инвестиций, дерегуляции и приватизации. Реформы Вашингтонского консенсуса на практике стали синонимичны неолиберализму и рыночному фундаментализму.

Вашингтонский консенсус развивался по следующему пути, причем каждое новое открытие приветствовалось как окончательное решение проблемы экономической отсталости отдельных стран:

1. «Приведите в порядок цены».
2. «Приведите в порядок право собственности».
3. «Приведите в порядок институты».
4. «Приведите в порядок управление».
5. «Приведите в порядок конкурентоспособность».
6. «Приведите в порядок инновации».
7. «Приведите в порядок предпринимательство».
8. «Приведите в порядок образование».
9. «Приведите в порядок климат».
10. «Приведите в порядок болезни».

1. «Приведите в порядок цены»

Первый пункт Вашингтонского консенсуса, утвержденного в 1990 году, можно сформулировать как «Приведите в порядок цены». В мае того же года Сантьяго Рока стал главным советником по экономическим вопросам Альберто Фуджимори, кандидата в президенты Перу. Фуджимори гораздо больше, чем его оппонент Марио Варгас Льоса подчеркивал необходимость защитить бедных от бушующей инфляции.

В июле 1990 года, незадолго до инаугурации, кандидат в президенты Перу Альберто Фуджимори отправился в Вашингтон. Обратно он вернулся другим человеком: общественные проблемы его не волновали. Мы в шутку спрашивали друг друга, каким пыткам американцы подвергли Фуджимори. Было вот что: Фуджимори пообещали, что если он откажется от государственного вмешательства в экономику, сократит государственный сектор и приведет в порядок цены, то обо всем остальном позаботится рынок. Однако в случае Перу на пути рынка было два серьезных препятствия: инфляция и партизаны (герильяс). Фуджимори приказал избавиться от обоих препятствий. В итоге инфляция упала с уровня 7469% в 1990-м до 6,5% в 1997 году, а партизан в стране почти не стало. Победа Фуджимори обошлась ему дорого, но зато теперь к обедневшему народу Перу должно было прийти богатство, которое вознаградило бы его за все лишения.

Однако этого не произошло. Исчезновение промышленности свело реальную зарплату к минимуму, как когда-то предсказывал Давид Рикардо. Бедные крестьяне не стали получать больше денег за свои продукты. В сущности, важной политической задачей стало удержание зарплат и цен на низком уровне — так удавалось контролировать инфляцию. Затем последовал небольшой рост ВВП, который не привел к увеличению реальной зарплаты: деньги пошли на прибыль и на финансовый сектор. Экономическая ортодоксия началась в Перу в 1970-е годы и стоила стране очень дорого: доход среднестатистического перуанца сократился вдвое. Привести в порядок цены оказалось недостаточно; исправленные цены только вывели страну на еще худший уровень бедности.

2. «Приведите в порядок право собственности»

При капитализме необходимы надежные права собственности. Поскольку в бедных странах институт собственности заметно менее развит, главной причиной неразвитости была назначена нехватка имущественных прав. Иными словами, не капитализм был причиной бедности периферийных стран; просто бедные страны не были достаточно капиталистическими.

Попытка изолировать отдельные черты рыночной экономики, вместо того чтобы взглянуть на картину в целом, т. е. упражнение в решении проблем по одной, сбивает нас с толку, не проливая свет на проблему бедности. В Венецианской республике право собственности существовало еще 1000 лет назад. Первый кадастровый реестр появился в Венеции в период 1148-1156 годов. Производство венецианцев, в отличие от производства охотников и собирателей, принесло с собой необходимость урегулировать права собственности. Эти права собственности не создавали капитализм или экономическое развитие; это был институт, созданный определенной системой производства для удобства функционирования.

Эрнандо де Сото, перуанский экономист прославился, призывая государство формально защищать право собственности. Однако, как показали исследования, если дать бедным латиноамериканцам право собственности на их дома, многие из них эти дома продадут, чтобы купить на вырученные деньги продукты или лекарства. В этой новой ситуации они часто становятся жертвами мошенников. Право собственности при отсутствии экономического развития может сделать ситуацию хуже, чем она была до капитализма, когда благодаря отсутствию права собственности любой может построить себе дом на общей земле. Право собственности, необходимое в развитой экономике, в бедной стране может привести к появлению бездомных. Кроме того, оно создает больше препятствий для того, чтобы бедняки завели свой дом, чем докапиталистическое общество, к которому принадлежат городские мигранты.

3. «Приведите в порядок институты»

После того как было выделено особое значение права собственности, второй пункт Вашингтонского консенсуса был расширен: были включены другие институты. Институциональная экономическая теория, определявшая развитие экономической науки в Америке с конца XVIII века до окончания Второй мировой войны, представляла оппозицию английской неоклассической традиции.

Термин « институты» крайне широкий: он включает человеческие соглашения — от нравственных норм и традиции праздновать Рождество или Рамадан до создания парламентов или конституций. Ха-Джун Чан и Питер Эванс дали такое определение: «Институты — это систематические паттерны общепринятых ожиданий, само собой разумеющихся предпосылок, принятых норм и привычек взаимодействия, которые оказывают заметное влияние на формирование мотивации и поведения групп взаимосвязанных общественных акторов. В современных обществах они, как правило, воплощаются в форме управляемых организаций, у которых есть формальные правила и право применять принудительные санкции (например, правительство или фирмы)». Как и право собственности, институты сами по себе не могут считаться источниками экономического развития.

Благодаря торговле с дальними странами, куда надо было отправлять караваны верблюдов или торговые суда, появился институт страхования. Племена охотников и собирателей вряд ли использовали бы страхование. Чтобы понять развитие, необходимо по заслугам оценить рост знаний и производительности, который создают новые технологии и новые способы производства. Институциональные изменения, к которым приводят смены форм производства, важны, но вторичны. Институты, как и капитал, сами по себе не имеют ценности. Как и капитал, институты — это строительные леса, которые поддерживают производственную структуру страны в период роста.

Институты и способ производства общества рождаются одновременно. Институты невозможно изучать отдельно от технологической системы, которая создала в них потребность и породила их. Сегодня значимость одной стороны уравнения — институтов, взятых в изоляции в качестве инструментов создания развития, переоценивается, искажая наше понимание экономического и институционального развития.

4. «Приведите в порядок управление»

Во время триумфального начала 1990-х годов снижение роли государства было неотъемлемым условием Вашингтонского консенсуса. Слова государство и правительство стали почти ругательными. Однако чем больше проходило времени, тем больше государство и правительство возвращались в свою прежнюю роль. Всемирный банк определяет управление как применение политической власти и использование институциональных ресурсов для решения проблем и задач общества. Примерно этим же раньше занимались государство и правительство.

На мировом уровне управление часто приводит страны к банкротству. Для предрасположенных к банкротству стран характерны среди прочих следующие черты:

• малое количество отраслей с возрастающей отдачей или их полное отсутствие;
• недостаточное разделение труда;
• отсутствие среднего класса горожан, а с ним и политической стабильности;
• отсутствие экономически независимого класса ремесленников;
• экспорт сырьевых товаров;
• сравнительное преимущество в поставке на мировой рынок дешевой рабочей силы;
• малый спрос на квалифицированный труд в сочетании с низким уровнем образования;
• утечка мозгов.

В таких странах часто возникает особый вид регионализма, который в Латинской Америке называется словом caudillismo. Экономические структуры, которые объединяют успешное национальное государство, в таких странах слабо развиты или отсутствуют.

В ранних демократических государствах классы ремесленников и промышленников получили большую политическую власть, чем знатные землевладельцы. Особенно интересен случай Флоренции, где был традиционно силен класс богатых землевладельцев. Во Флоренции corporazioni (гильдии) и горожане боролись за власть между собой, однако вместе они очень рано (в XII-XIII веках) вытеснили из политики семьи богатых землевладельцев, которые потом веками беспокоили Флоренцию, образуя союзы с другими городами.

Сегодня мощная связь между продвинутой индустриализацией и демократией признается по-прежнему. Однако никто сегодня не признает, что, во-первых, от экономического строя (городских ремесел и промышленных отраслей) зависит политический строй, а не наоборот; во-вторых, что промышленность ни в одной стране не появилась без того, чтобы ее осознанно строили, охраняли и стремились к ней. Создание и защита промышленной деятельности есть создание и защита демократии.

5. «Приведите в порядок конкурентоспособность»

Термин « конкурентоспособность» вошел в моду в начале 1990-х годов, но вначале считался крайне сомнительным. «Понятие конкурентоспособности страны, — писал Роберт Райх в 1990 году, — это один их редких терминов общественного дискурса, которые из туманных становятся сразу бессмысленными, без какого-либо промежуточного периода».

На уровне фирмы термин «конкурентоспособность» довольно прямолинеен. Это способность фирмы расти, соревноваться и быть прибыльной на рынке.

Брюс Скотт, профессор Гарвардской школы бизнеса, сформулировал такое определение: «Конкурентоспособность страны можно определить как степень, до которой в условиях открытого рынка страна способна производить продукты и услуги, которые могли бы конкурировать с зарубежными, и при этом сохранять и увеличивать свой внутренний реальный доход».

Таким образом, конкурентоспособность обозначает процесс, который способствует обогащению людей и стран путем увеличения их реальных зарплат и доходов. Однако, например, в Уганде этот термин использовался для защиты противоположной стратегии — снижения зарплат. Текстильные заводы, привлеченные в Уганду «Актом об экономическом росте и торговых возможностях в странах Африки» (договоренностью между США и Африкой о размещении в Африке заводов по сборке готовых деталей), стали неконкурентными на международном уровне. Тогда президент Мусевени сократил зарплаты рабочим, чтобы Уганда стала конкурентоспособной.

6. «Приведите в порядок инновации»

Выступая с речами в 2000-2001 годах, Алан Гринспен включил Йозефа Шумпетера в основную экономическую науку: только теориями Шумпетера можно было объяснить сочетание быстрого экономического роста и низкой инфляции, которое тогда переживали Соединенные Штаты. Понятие созидательного разрушения, которое ассоциировалось с именем Шумпетера, оказалось весьма подходящим для описания процесса, в ходе которого информационные и коммуникационные технологии уничтожали прежние технологические решения и разрушали старые компании, чтобы освободить место для новых.

Эти события подсказали экономистам еще одну возможную причину бедности стран третьего мира: в них не происходило таких же инновационных процессов, как в Силиконовой долине. Как в лучших традициях стандартной экономической науки, экономисты упустили из виду важные аспекты происходящего. В периоды стремительного технологического прогресса несколько механизмов работают одновременно, приводя к увеличению, а не к уменьшению экономического разрыва.

Ученик Шумпетера Ханс Зингер внес значительный вклад в экономику развития, продемонстрировав, что инновации, появляющиеся в секторе сырьевых товаров стран третьего мира, имеют тенденцию распространяться в странах «первого» мира в виде пониженных цен, в то время как инновации (в основном инновационные продукты), появляющиеся в странах «первого» мира, распространяются в виде более высоких зарплат, получаемых гражданами стран также «первого» мира. Даже когда бедные страны вводят инновации, они не могут пожинать их плоды.

7. «Приведите в порядок предпринимательство»

Предпринимательская деятельность и человеческая инициатива вообще существуют в качестве экономического фактора только за пределами традиционной экономической науки. Однако недавно пассивность стали называть одной из причин бедности. Это объяснение кажется нам несостоятельным. В то время как население богатых стран ежедневно ходит на работу, жители бедных стран вынуждены заниматься предпринимательской деятельностью, чтобы выжить. Разница в том, что для успешного предпринимательства бедные и богатые страны имеют разные возможности. Отсутствие спроса, предложения и капитала, а также тип конкуренции, типичный для сырьевых рынков, — все это приводит к тому, что в бедных странах трудно добиться успеха в предпринимательстве. Вполне логично, что все возрастающая толпа бедняков гонит инициативных предпринимателей из собственной страны в богатые страны, где исторически развились возрастающая отдача, синергия и несовершенная конкуренция.

8. «Приведите в порядок образование»

Основные движущие силы капитализма — это человеческие ум и воля, т.е. новые знания и предпринимательство. Поэтому бедные страны нуждаются прежде всего в улучшении системы образования. Это, конечно, так, но примеры успешного экономического развития показывают, что необходимо обеспечивать одновременно поток образованных людей и достаточное количество рабочих мест, на которых они могли бы применить свои знания. Такое двойное усилие по удовлетворению одновременно спроса и предложения на образованных людей всегда было отличительным признаком успешного развития, будь то политика США в XIX веке, Кореи после Второй мировой войны или Ирландии в 1980-е годы. Для приведения в жизнь такой стратегии необходимо отступить от правил laissez-faire.

Страны, которые занимаются только одной стороной проблемы — предложением, дают образование будущим эмигрантам. Поток образованных людей из бедных стран в богатые сравним с потоком капитала в том же направлении и является эффектом обратной волны в мировой экономике.

9. «Приведите в порядок климат»

В ответ на полный провал своей политики в бедных странах экономическая наука решила вернуться к прежним идеям экономического развития, давно и заслуженно отправленным на периферию науки. «Климат», «географическое положение» и «здоровье» вновь стали центральными понятиями экономики развития. Эти факторы действительно важны, однако их основной смысл в том, как они влияют на человеческие поселения и на интересы местных жителей. Главная переменная развития — это экономический строй страны, а он сильно зависит от интересов правителей страны.

Климат воздействует на экономическое развитие не столько напрямую, сколько обходным путем — определяя способ производства, схему устройства поселений, а также интересы поселенцев, Сингапур — одна из богатейших стран мира — расположен чуть выше экватора. Богатство Сингапура определяет не место его расположения в некоем аномальном «кармане» умеренного климата на экваторе. Оно является скорее следствием того, что в Сингапур было завезено много людей (азиатов и белых) для того, чтобы создать промышленность и следовать просвещенной промышленной политике. Тропическая Малайзия своим успехом обязана успешной политике Сингапура, который откололся от Малайзии в 1965 году.

Еще с 1500-х годов экономистам было известно, что географические и климатические особенности страны влияют на расположение промышленных предприятий. Одновременно признавалось, что негативные особенности нужно компенсировать экономической политикой, которая поддерживала бы промышленный сектор. Чем серьезнее географические и климатические недостатки, тем сильнее промышленность нуждалась в защитных барьерах. Удаленность от других стран и дороговизна транспортных перевозок служили промышленности естественной защитой. Настоящая проблема возникла с началом глобализации, которая преждевременно отменила протекцию в странах, где промышленность еще не достигла уровня конкурентности на мировом рынке. Теперь же климат и географическое положение вернули себе основное значение в экономике развития благодаря попыткам экономистов найти оправдание несчастьям, которые навлек на бедные страны преждевременный отказ от инструментов промышленной политики.

10. «Приведите в порядок болезни»

Страшными тропическими болезнями сегодня объясняют неудачи, которые потерпели бедные страны при попытке развития экономики. В частности, корнем зла объявлена малярия. Однако и в этом случае стандартная экономическая наука сражается со следствием бедности, а не с ее причиной.

Эпидемия малярии длилась в Европе веками, борьба с этой болезнью упоминается еще в документах времен Римской империи. Вспышки малярии случались в таких областях, которые сегодня никто и не думает ассоциировать с этим заболеванием. Долины Швейцарских Альп, расположенные на высоте 1 400 м над уровнем моря, в Средние века были поражены малярией, а на севере она дошла до Заполярья, района Кольского полуострова в России. Европа избавилась от малярии при помощи индустриализации. Более продвинутое и интенсивное сельское хозяйство привело к осушению болот, в то время как ирригационные каналы осушили неглубокие водоемы со стоячей водой, в которых процветает малярия. Кроме того, в Европе проводилась активная вакцинация.

Африке достался колониальный экономический строй. Она выступает сырьевым экспортером с недоразвитым промышленным сектором. Вместо развития, которое позволило Европе выплатить долги, Африка довольствуется списанием долгов. Вместо развития, которое искореняет малярию, Африке предлагают бесплатные москитные сетки. Никто не занимается структурными проблемами, лежащими в основе бедственной ситуации Африки, все внимание направлено на симптомы этих проблем.

Факторы, создающие национальное богатство и национальную же бедность, были осознаны еще во времена Ренессанса. Затем это понимание было углублено, а политика, разработанная учеными прошлого, была отточена. Соединенные Штаты показали миру превосходный пример успешности «стратегии высоких зарплат», как ее называли в те времена. Страны, которые не успели сменить экономический строй, перейдя к видам деятельности с возрастающей отдачей до того, как Вашингтонский консенсус запретил использование просвещенной экономической политики, теперь зависят от прихотей природы и естественного равновесия бедности. Как писал Давид Рикардо, естественная зарплата действительно находится на уровне прожиточного минимума. Акцентируя внимание на чем угодно, кроме ключевой проблемы — необходимости изменить экономический строй в бедных странах, эти экономисты создают систему, олицетворяющую «вреда с добрыми намерениями», который, по мнению Ницше, куда вреднее вреда со злыми намерениями.