Несмотря на многочисленные заявления о победе над кризисом, переломе ситуации и начале экономического подъема, кризис совершенно не думает покидать нас. Конец года ознаменовался новым потоком плохих новостей, как международных, так и местного производства. Финансовые рынки остаются нестабильными, цены на нефть неустойчивыми, курсы валют перемещаются по отношению друг к другу как партнеры в старинном менуэте.

Что касается российского общества, то оно никак не может справиться с социальными последствиями экономических потрясений, начавшихся год с небольшим назад. Стоило правительству заявить об окончании промышленного спада, как он возобновился, грозя резко испортить статистическую картину - в самый неподходящий момент, когда нужно подводить итоги года. Власти находятся в некоторой растерянности. Казалось бы, меры по поддержанию производства дали определенный эффект, замедлив и даже в некоторых отраслях остановив падение. Иностранные лидеры и международные аналитики дружно рассказывают, что кризис уходит в прошлое. Почему же возобновляется промышленный спад?

Как обычно, политики и экономисты не удосужились задуматься о социальных последствиях своих решений. Сокращение персонала, принудительные отпуска и снижение заработной платы позволили компаниям несколько улучшить свои показатели, но люди, лишившиеся доходов и работы, стали потреблять меньше, перестали выплачивать кредиты, начали требовать пособий и льгот в непривычных для властей масштабах. Социальный кризис обернулся новым витком экономических трудностей. Финансовый сектор, спасенный правительством, обнаруживает, что не может справиться со своими проблемами, пока с ними не справились клиенты. В то время как кредитные портфели банков сокращаются, просроченные платежи растут. Их объем к 1 ноября достиг 1 триллиона рублей. Пик просроченной задолженности падает на первую половину 2010 года, так что возвращение финансового кризиса - заранее запланированная новость.

Бюджет на 2010 год, опубликованный "Российской газетой", тоже не внушает оптимизма. Выполнение социальных обязательства государства при упавших ценах на нефть оборачивается дефицитом бюджета в 2,9 триллиона рублей. Наконец, безработица. С точки зрения властей она у нас не так уж велика. Официальные показатели большинства стран Европейского Союза - значительно хуже. Только утешительная статистика получается за счет того, что в нее не включены данные о работниках находящихся в принудительных отпусках, в простое или переведенных на неполный рабочий день. Да и такой специфический российский способ экономии средств как задержка заработной платы, отнюдь не ушел в прошлое. Ситуация усугубляется тем, что около 29% безработных составляют молодые люди до 25 лет. Социальная напряженность дополняется разрывом между поколениями.

Политика правительства сводится к затыканию наиболее заметных дыр и к попыткам предотвратить массовые протесты там, где начальство чувствует угрозу. Например, в Тольятти, где на грани остановки находится огромный автозавод, власти серьезно заботятся о том, чтобы находящиеся в простое рабочие не взбунтовались. Оплата общественных работ в сочетании с оплатой простоев на заводе "Тольяттикаучук", по данным свободного профсоюза, достигает суммарно 90% прежнего заработка. Правда этот заработок и в лучшие времена был невелик. Но зато общественные работы являются в значительной мере фикцией, прикрытием для раздачи денег населению. У многих работников появляется возможность получать деньги, ничего не делая. Такая же модель будет, скорее всего, применена и на АвтоВАЗе и на других крупных предприятиях, где существует риск массовых рабочих волнений.

Нетрудно догадаться, что даже если такой подход сработает, он повлечет за собой массовую деморализацию людей, превращаемых государством в нахлебников. Пособие дает средства к существованию, но не смысл жизни. А главное, если кризис все-таки закончится, захотят ли люди возвращаться на нищенскую зарплату, которая лишь чуточку выше пособия? Забота о предотвращении социального взрыва сегодня грозит обернуться серьезными конфликтами завтра.

Проблему АвтоВАЗа, как и любую другую решают не стратегически, и даже не тактически. Ее просто рассматривают как некий конкретный частный случай, с которым срочно надо что-нибудь делать. Как восстановить автомобильную промышленность? Власти отделываются общими словами о том, что она должна стать конкурентоспособной. Но что стоит за этими словами? Как добиться этого результата? А главное, какое это имеет отношение к обществу в целом?

Драма моногородов, к числу которых относятся и Тольятти и Набережные Челны, где в перспективе назревает кризис такого же рода - в том, что город неотделим от завода, и решать проблемы одного, не затрагивая проблемы другого - невозможно. Если итогом реконструкции волжского автозавода будет расчленение его на несколько небольших предприятий и переход к тому или иному варианту "отверточной сборки" иностранных машин, то начнется постепенное (а возможно, и быстрое) отмирание не только автомпрома, но и города. Можно, разумеется, сказать, что наш автопром безнадежен, что спасать его бесполезно, что государство "не может производить автомобили" (правда, администрация США, национализировав GM, решила иначе). Но даже если со всеми этими тезисами согласиться, все равно остается вопрос: а что делать с 700 тысячами жителей города?

Упадок завода повлечет за собой сокращение налоговых выплат в бюджет города. Это ударит по пресловутым "бюджетникам" - врачам, учителям, мелким служащим, это грозит парализовать коммунальное хозяйство. Уже сейчас в Тольятти резко растут коммунальные платежи - городским властям негде взять денег на свои расходы и они перекладывают бремя на население. Но в свою очередь население не платит, либо платит не в срок, а потому повышение коммунальных платежей вместо того, чтобы решить проблему, усугубляет ее. Деньги в бюджет не поступают - плохая новость в начале зимы, когда быстро растут расходы на топливо.

Решение проблем моногородов может быть только комплексным. Оно невозможно без соединения социальной и индустриальной политики и без продуманной системы государственных инвестиций. И если правительство оказывается единственным источником инвестиционной поддержки, единственной силой, способной в масштабах таких городов как Тольятти и Набережные Челны провести дорогостоящую реконструкцию и модернизацию, значит, предприятия должны быть открыто и честно национализированы. Так, чтобы понятно было, кто за что отвечает, чтобы ответственным невозможно было спрятаться за госкорпорацию, которая прикидывается то частным бизнесом, то правительственной структурой в зависимости от того, что в данный момент выгоднее ее начальникам.

Наступающий 2010 год будет резко отличаться от уходящего 2009-го тем, что кризис будет, наконец, осознан не только как экономический, но и как социальный. В течение нескольких месяцев, когда многие надеялись на быстрое восстановление производства и потребления, можно было тешить себя иллюзиями о возвращении в исходное состояние - так, как будто ничего и не случилось. Но сейчас становится очевидно. Мало того, что возвращения не будет, кризис выявил множество застарелых проблем и противоречий, которые мучили наше общество задолго до кризиса. Просто в годы экономического роста можно было их не замечать или делать вид, что "само пройдет", что рост экономики каким-то магическим образом снимет все проблемы, не решаемые годами.

Но этого не случилось. Кризис не только перечеркивает последствия роста, он показывает, что рост экономики сам по себе решением не является.

Кризис ставит вопрос о социальных переменах.

И заставляет нас с надеждой смотреть в будущее.