СТАТЬИ >> ЭКОНОМИКА РОССИИ

Нефтегазовый сектор - «наше всё?»

Стагнация российской экономики, характерная для последних месяцев, вызывает все больше тревоги. Несмотря на вполне благоприятную внешнюю конъюнктуру и внутреннюю стабильность, роста все нет и нет.

Сложившаяся перед кризисом модель роста российской экономики, в существенной мере, прямо или косвенно опиралась на постоянный рост нефтяных цен. С 2000 по 2008 год размеры экспортной выручки компаний составили 928 млрд. долл. Хотя значительная часть прироста экспортной выручки оседала в резервном фонде, оставшейся части хватало, чтобы подпитывать доходы и спрос со стороны бюджета, предприятий и населения. Кроме того постоянно растущие мировые цены на нефть потихоньку подталкивали вверх и внутренние цены, но, самое главное, формировали устойчивые положительные ожидания, как у российских потребителей, так и у иностранных инвесторов.

Эйфория последних, подкрепленная общим снижением контроля за рисками в мировой банковской системе, привела к интенсивному притоку капитала в Россию, который действовал как дрожжи на неторгуемые сектора российской экономики, позволяя им расти высокими темпами. Тем временем эйфория от постоянно растущих нефтяных цен скрадывала до поры до времени стагнацию физических объемов добычи нефти на уровне 480–500 млн. тонн и газа на уровне 650–660 млрд. м3, как и стагнацию физических объемов их экспорта.

Когда после преодоления острой фазы кризиса цены на углеводороды стабилизировались (на нефть в диапазоне 70–80 долларов за баррель), оказалось, что в условиях стагнации экспортной выручки прежняя модель роста российской экономики не работает, а другой «у нас для вас» пока нет…

График 1. Добыча и экспорт нефти в 2000–2030 гг.
(2010–2030 гг. прогноз) и темпы их роста

Добыча и экспорт нефти в 2000–2030 гг.

График 2. Добыча и экспорт газа в 2000–2030 гг.
(2010–2030 гг. – прогноз) и темпы их роста

Добыча и экспорт газа в 2000–2030 гг.

Концепция долгосрочного развития экономики России до 2020 года, сформулированная еще до кризиса, и более современный официальный прогноз Минэкономразвития на 2011–2013 гг., предполагают постепенное снижение доли нефтегазового сектора в экономике в пользу инновационного и других обрабатывающих секторов (машиностроительного комплекса и химической промышленности), иными словами – диверсификацию экономики, которая позволит снизить сырьевую зависимость и обеспечит умеренные, но устойчивые темпы роста ВВП (3,5–4,0% в год) за счет опережающего роста несырьевых секторов.

Таблица 1. Структура добавленной стоимости по основным секторам экономики
(в ценах 2007 г.), %
Структура добавленной стоимости по основным секторам экономики
Источник: Концепция долгосрочного развития экономики России до 2020 года.

Официальные прогнозы строятся на гипотезе о том, что цены на сырье останутся на уровнях, близких к текущим (с учетом инфляции в США), следовательно предполагается, что развитие несырьевых секторов будет происходить без подпитки в виде постоянно растущих нефтегазовых поступлений. Однако, как показывает текущая макроэкономическая ситуация , и наши перспективные расчеты (см. "Наш экономический прогноз", 3 кв. 2010 г.) несырьевые драйверы роста, способные вывести экономику на официальную траекторию, в российской экономике пока не сформировались.

Похоже, что и определенные группы в правительстве также их не видят, предлагая сделать ставку на инвестиции в сырьевой сектор. Подтверждением этому служат обсуждаемые в Правительстве генеральная схема развития нефтяной отрасли до 2020 года и газовой отрасли до 2030 года, а также предложения об изменении принципов налогообложения нефтегазовой отрасли, которые делают добычу и экспорт сырой нефти более привлекательными, нежели их переработку.

При этом авторы документов и не обещают бурного роста нефтегазовой отрасли: согласно генсхеме нефтяная промышленность будет ориентироваться на поддержание нефтедобычи до 2020 года на текущем уровне, правда, добыча газа должна вырасти более чем в 1,5 раза, до 1 трлн. м3 в год. При этом необходимые для реализации намеченных задач инвестиции для нефтяной отрасли на период до 2020 года оцениваются в 8,6 трлн. рублей, а объем капитальных вложений в развитие газовой промышленности на период до 2030 года прогнозируется на уровне 12,3–14,7 трлн. рублей (в ценах на 1 ноября 2010 года). Хотя о прямых государственных расходах на развитие нефтегазовой промышленности речи не ведется, несомненно главный торг сегодня идет о налоговых льготах при разработке новых месторождений и новых льготах по уплате экспортных пошлин.

Если ценовая рента была фактически бесплатным ресурсом, то за будущие доходы от увеличения физобъемов экспорта сырья приходится платить уже сейчас. Инвестиционные ресурсы в стране ограничены, а госбюджет дефицитен. Если государство ослабит налоговое бремя на нефтегазовый комплекс, не придется ли вновь усилить его на другие сектора экономики, ограничив тем самым их инвестиционные ресурсы? И как тогда быть с диверсификацией?

График 3. Средние экспортные цены на нефть и газ
в 2000–2009 гг. (в 2010 г. – прогнозное
значение) и темпы их роста

Средние экспортные цены на нефть и газ

Таблица 2. Прогноз потребности в капитальных вложениях для развития нефтегазового комплекса на период до 2030 г., млрд. долл. США, в ценах 2007 года
Прогноз потребности в капитальных вложениях для развития нефтегазового комплекса

Наталья Акиндинова, Виталий Дементьев, Центр развития

СТАТЬИ >> ЭКОНОМИКА РОССИИ

Технологическая модернизация - составляющая экономической трансформации

Мартынов Аркадий Владимирович Мартынов Аркадий Владимирович, зам. директора Международного научно-исследовательского института социального развития Всеобщей конфедерации профсоюзов под эгидой ООН РАН, док-тор экон. наук

Начнем с необходимой констатации. Проблематика экономической трансформации, коей еще несколько лет назад был посвящен огромный поток литературы, стала забываться. Многочисленные исследователи переключились на как бы «одобренную свыше» тему модернизации нашей национальной экономики, а затем и на темы модернизации в других сферах общественной жизни. Тем не менее, как мы постараемся показать, узловые вопросы технологической модернизации могут быть плодотворно переосмыслены именно в русле требований необходимых трансформационных преобразований.

О приоритете технологической модернизации. Либеральные институциональные реформы первой половины 90 гг. не оказали благоприятного воздействия на технологическое развитие. Кардинальные институциональные сдвиги, изменившие отношения собственности и в целом социальную реальность наших граждан, в слабой степени оказались сопряжены с технологическими сдвигами. Как известно, происходивший в мире процесс распространения новых постиндустриальных технологий существенно не проявился в России: серьезное отставание в области наукоемких и высоких технологий и в целом научно-технического ресурсного потенциала от ведущих западных стран только усугубилось. Исключение представляют только отдельные информационные технологии и технологии некоторых новых видов вооружений.

Опыт 90-х годов показал неприемлемость откладывания технологической модернизации ради скорейшей либерализации большинства рынков и ускоренной приватизации государственной собственности. По существу полностью игнорировалась всем известная рекомендация экономической теории – прежде чем осуществлять либерализацию внутреннего рынка необходимо создать условия для достижения приемлемой конкурентоспособности собственных производителей, а для этого, в свою очередь, требуется в какой-то мере соответствовать мировому технологическому уровню. Такая недальновидная государственная политика продолжалась до самого последнего времени. Например, совсем недавняя практика показывает, что технологическая модернизация, хотя бы и в рамках существующей институциональной рыночной среды, могла бы развертываться до так называемого дерегулирования в электроэнергетике, а не наоборот.

Понимание невозможности автоматического ускорения технологического прогресса просто в ходе осуществления рыночных реформ пришло, хотя и с опозданием, достаточно давно. Но только в докризисный период 2006−2008 гг. произошли «точечные подвижки» в ходе реализации ряда инфраструктурных проектов и нескольких целевых программ. К сожалению, они не оказали ощутимого влияния на инновационную активность российских предприятий в большинстве рыночных сегментов. Технологическое отставание от ведущих стран мира продолжало усиливаться. Ныне необходимость перелома такой тенденции стала просто неотложной.

Особо хотелось бы акцентировать внимание на следующем моменте. В широких общественных кругах, наконец, возникло понимание необходимости проводить более активную политику в отношении будущего экономического развития страны. Да, финансовое регулирование может обеспечить длительную экономическую стабильность, прежде всего, выражающуюся в приемлемом уровне инфляции и относительно высоком обменном курсе рубля. Однако разрешение долгосрочных проблем развития российской экономики и в первую очередь обеспечение ее должной конкурентоспособности на мировой арене при таком политическом курсе явно не предвидится.

Впрочем, за скорейшее осуществление технологической модернизации в ближайший после кризисный период ратуют далеко не все представители властвующей элиты. Часть из них откровенно выступает за сосредоточение главных усилий на восстановлении прежних высоких темпов экономического роста. Такая позиция определенно вызвана надеждами на благоприятную мирохозяйственную конъюнктуру и, соответственно, укрепление позиций России на внешних рынках.

Действительно, пока динамика сырьевых рынков – главного источника доходов нашего государства – достаточно благоприятна. Во многом эта тенденция, по справедливому заключению специалистов, объясняется давно известным феноменом. Речь идет о вновь происходящем широкомасштабном переливе избыточного финансового капитала, резко увеличившегося в результате громадных спекулятивных операций за период кризиса, на фьючерсные сырьевые рынки, где в настоящее время происходят практически все сделки с нефтью и другими стратегическими ресурсами[1]. В полном соответствии с принципом рыночного равновесия рост цен на сырьевые ресурсы нейтрализует увеличение денежного (кредитного) спроса на реальные активы, индуцируемое со стороны финансовой сферы и ее главных субъектов – крупнейших западных банков.

С учетом сказанного, понятен основной довод в пользу возобновления быстрого экономического роста в России, который прогнозировался в текущем году на уровне более 4%. Суть дела состоит в возможности быстрого привлечения на российский рынок зарубежных кредитов, фактическим обеспечением которых выступают доходы от экспорта сырьевых ресурсов; в свою очередь, основным и одновременно наиболее привлекательным объектом зарубежного кредитования, исходя из критерия скорейшей окупаемости, оказывается торговая сфера и особенно импорт товаров широкого потребления, инициирующего расширение выпуска потребительских товаров и на внутреннем рынке. И такой процесс происходит полным ходом. Судя по огромным зарубежным кредитам, получаемыми «Газпромом», «Роснефтью» и другими крупнейшими российскими корпорациями, быстрому росту товарооборота и восстановлению потенциала созданной огромной торговой инфраструктуры (по уровню ее развития Россия превзошла целый ряд европейских стран).

Однако возобновление устойчивого экономического роста в нашей стране возможно лишь при возникновении нового потребительского бума. Произойдет ли он?

Наверное, на этот вопрос можно ответить утвердительно в случае выполнения ряда условий. Наиболее значимое из них заключается в сохранении благоприятной динамики мировых сырьевых рынков и мирового хозяйства в целом. Оптимизм в этом вопросе, стоит заметить, явно поубавился на фоне произошедших финансовых потрясений в еврозоне.

Но самое главное, конечно, в другом. Возврат к прежней, так сказать, докризисной модели экономического роста однозначно будет означать консервацию «торгово-сырьевого» приоритета в распределении национального капитала. Неизбежно торговля потребительским ширпотребом и сырьевые рынки останутся наиболее привлекательным объектом притяжения капитала, особенно располагаемого крупнейшими российскими корпорациями и связанными с ними коммерческими банками. В таких условиях развитие инновационной сферы и высокотехнологичного сектора промышленности и материальных услуг будет осуществляться главным образом за счет государственной поддержки при второстепенной роли частного бизнеса. Но весь мировой опыт свидетельствует о бесперспективности такой политики в области технологической модернизации. Для корпоративного бизнеса и независимого предпринимательства должны быть созданы мощные рыночные стимулы к самому активному участию в инновационной переориентации российской экономики. А это означает неприемлемость откладывания усилий по проведению всесторонней технологической модернизации на будущий период предполагаемого устойчивого общеэкономического подъема, который наступит далеко не завтра.

Трансформационная трактовка модернизации. Для операционного исследования, прежде всего в пространственно-временном измерении, процесса модернизации необходима его структуризация. Это становится достижимым посредством обращения к теории трансформации социальной системы. Предметом теории трансформации как раз являются закономерности социальных структурных изменений, проявляющиеся в технологических и институциональных трансформациях, а с ними ресурсных и организационно-поведенческих трансформациях.

С позиции теории трансформации технологическое (инновационно-технологическое) поле является относительно автономным от других полей социальных действий (экономического, политического и др.), поскольку деятельность по созданию и распространению новых технологий принципиально отличается от обычных социальных практик. Тем самым непосредственным источником модернизации логично полагать технологические трансформационные перемены, инициирующие структурные сдвиги других типов – ресурсные, организационно-поведенческие и, конечно, институциональные. Результаты этих взаимосвязанных сдвигов отражают итоги модернизационных преобразований на основных полях социальных действий за границами технологического поля.

В частности, технологическую модернизацию на экономическом (именно экономическом!) поле правомерно рассматривать как трансформационный процесс, происходящий под воздействием технологических перемен в рамках существующей хозяйственной среды, и сопутствующих им институциональных и прочих сдвигов. Тем самым по существу данный процесс представляет собой составную часть процесса экономической трансформации.

Принципиальную значимость имеет адекватное представление трансформационного процесса модернизации во времени применительно к социальной (макросоциальной) системе определенной страны. Вполне логичным представляется сугубо прагматический подход к периодизации сроков модернизации. Он заключается в выявлении фактических временных стадий коренных сдвигов в ходе сугубо технологической модернизации, поддающейся достаточно точной квантификации.

Результаты конкретных исследований однозначно свидетельствуют о много стадиальном характере процесса коренной технологической модернизации. Так, обращаясь к историческому опыту России и ряда европейских стран, можно выделить, по крайней мере, три стадии индустриальной технологической модернизации. Первая − доиндустриальная − модернизация, по своему содержанию соответствующая классической модернизации в ходе Промышленной революции; вторая − раннеиндустриальная модернизация в XIX веке; третья − позднеиндустриальная модернизация в начале прошедшего XX века.

Нельзя обойти вниманием и то обстоятельство, что временные сроки индустриальной модернизации существенно отличались по разным странам. Наиболее явственно это выразилось в феномене долговременного «запаздывания» коренных технологических переворотов в большинстве стран, в их числе Германии и России, относительно стран-лидеров (Великобритании, а затем США).

Уместно напомнить, что теоретическая основа концепции догоняющей технологической модернизации была представлена в эпохальной работе Фридриха Листа “Национальная система политической экономии”. В России эта концепция получила особую известность через 50 лет в период поступательного развития российского капитализма – благодаря столь же знаменитой статье Сергея Витте “Национальная экономия и Фридрих Лист”. Наиболее значимый вывод из аргументации Листа, носившей конкретный характер применительно к условиям становления капитализма в Германии в конце первой половины XIX века, сводился к целесообразности ускоренных прогрессивных преобразований в промышленности для достижения экономического паритета с наиболее передовыми на тот момент капиталистическими странами, в первую очередь Великобританией. Ключевая роль в решении этой проблемы отводилась средствам государственного протекционизма национальной промышленности, то есть промышленной политики в современном понимании этого термина.

Реалии мирового развития в XXI веке свидетельствуют о сохранении значимого технологического отставания одних стран от других. Тем самым императив догоняющей модернизации стоит перед многими странами, в их числе и Россией.

Принципиально важен и следующий момент. Догоняющая модернизация представляет собой совсем не эволюционный процесс, когда имеет место перелом ранее сложившихся тенденций технологических и институциональных перемен. Это означает, что знаковой чертой процесса догоняющей модернизации выступает превалирование дискретных технологических сдвигов. Им сопутствуют также заведомо дискретные институциональные перемены, в том числе в области государственного устройства.

«Модернизационный рывок» как первоочередной императив трансформации российской экономики на ближайшую перспективу. Как следует из представленного главой правительства официального документа «Основные направления антикризисных действий правительства Российской Федерации на 2010 год», в самой ближайшей перспективе требуется осуществить «модернизационный рывок», то есть по сути дела догоняющую модернизацию. Ее результатом призван стать выход на давно прокламируемую траекторию инновационного социально ориентированного развития.

Главная проблема, конечно, заключается в институциональном обеспечении эффективных технологических инноваций. Ее разрешение предполагает кардинальное преобразование действующих институциональных механизмов, предопределяющих результаты инновационной деятельности. Эти неэффективные, хотя и рыночные механизмы, сформировавшиеся в итоге предшествующей системной трансформации в нашей стране, существенно различаются по разным секторам экономики. Тем самым по существу намеченный «модернизационный рывок» должен включать в себя спрессованные во времени и сопутствующие технологическим инновациям институциональные преобразования, специфицированные по отдельным секторам.

Догоняющая модернизация означает необходимость масштабных дискретных решений. Именно дискретные технологические перемены, притом весьма специфицированные в рамках определенных секторов национальной экономики, представляют собой главное содержание процесса догоняющей модернизации. Их непосредственным ориентиром выступают целевые ориентиры преобразования структуры национальной экономики. А это, в свою очередь, означает неизбежность активного государственного вмешательства, как в процесс технологической трансформации, так и в непосредственно сопутствующий ему процесс специфических институциональных преобразований.

В данной связи нельзя не обратить внимания на тот широкий резонанс, который вызвали предложения экспертов ЕС в рамках программы «Партнерство для модернизации». Ряд из этих предложений заслуживает всяческого внимания и, возможно, практического применения. В то же время можно утверждать, что только применения известных кредитных и финансовых стимуляторов и дестимуляторов недостаточно.

Одновременно будет продолжаться внутрисистемная экономическая трансформация, относительно автономная от технологической модернизации. Речь идет главным образом об институциональных экономических реформах на макроуровне в русле продолжения внутрисистемной трансформации, основу которой представляет изменение корневых институтов собственности и координации.

Узловое значение, как показывают многочисленные факты, приобретает осуществление опять-таки секторных институциональных реформ, связанных с изменениями корневых институтов собственности и координации. Фактическое игнорирование в ходе проведенной радикальной рыночной либерализации и приватизации ранее сложившихся деформаций структуры нашего народного хозяйства, унаследованных от прошлой социалистической эпохи, сделало невозможным единовременное выполнение успешных институциональных реформ в разных секторах экономики. В целом ряде секторов необходимые в ближайшей перспективе институциональные преобразования должны быть самыми глубокими, кардинальными.

В развитие сказанного резонно сфокусировать внимание на взаимосвязанных узловых вопросах технологической модернизации и параллельно происходящих институциональных экономических преобразований в ходе этих структурных реформ.

Начнем с инновационной сферы. Официально объявлено о пяти основных направлениях технологической модернизации. Это − энергоэффективность и энергосбережение; ядерные технологии; космические технологии, в том числе инфраструктура передачи всех видов информации; медицинские технологии и, прежде всего, диагностическое оборудование и лекарственные средства; стратегические информационные технологии, включая вопросы создания суперкомпьютеров и разработки их программного обеспечения.

К сожалению, в настоящее время основной упор делается на инновационных проектах, выполняемых за счет государственной поддержки крупнейшими, хорошо известными российскими корпорациями. И есть основания предполагать, что раздача «слонов», производившаяся через Президентскую комиссию по модернизации, не приведет к серьезным позитивным сдвигам в национальном масштабе.

Хотелось бы подчеркнуть со всей определенностью. Гигантомания в инновационной сфере совершенно неприемлема. Весь мировой опыт свидетельствует в пользу «компактности» венчурного бизнеса, для которого характерно превалирование небольших творческих коллективов единомышленников.

Критическое значение для успеха модернизационного рывка будет иметь распространение малых венчурных фирм при вузовских центрах. Вне всякого сомнения, процесс распространения гибкого венчурного бизнеса наберет высокие обороты только при условии повышения качественного научно-инновационного потенциала самих вузов, что предполагает кардинальное сокращения числа вузов − естественно, за счет тех, которые не дают настоящего образования. Социальные издержки такого жесткого реформирования образовательной сферы могут быть с лихвой компенсированы посредством быстрого запуска механизмов непрерывного образования, обеспечивающего повышение эффективности человеческого капитала.

В дополнение к этому в практическом плане в первую очередь потребуется добиться порядкового увеличения научных стипендий и грантов и одновременно внедрить надежные механизмы защиты интеллектуальной собственности. Нет альтернативы и созданию институциональных и организационных условий для привлечения и закрепления в инновационной сфере и постиндустриальном секторе талантливых молодых специалистов. Тогда новое поколение по-настоящему образованных технократов утвердит себя и, вероятно, будет играть центральную роль на общественной авансцене уже в обозримом будущем.

Выполнение императива развития национальной инновационной системы явно неправомерно сводить к политике всяческого протекционизма собственных инноваторов относительно зарубежных. Такого рода политика, судя по многочисленным примерам, будет сопряжена с бюрократическим признанием результатов технологических инноваций, но отнюдь не с их признанием на реально функционирующих инновационных рынках.

Ни для кого не секрет, что в России очень низка степень коммерциализации инноваций − составляет менее 30%, в то время как в западных странах этот показатель достигает 90%. Исправлению сложившейся ситуации могут способствовать институциональные преобразования в ходе общесистемной экономической трансформации, в первую очередь направленные на решение двух важнейших задач. Первая задача − окончательное освобождение от ведомственных пут большинства инновационно-технологических центров, действующих в оборонном комплексе (как известно, масштабы производства наукоемкой гражданской продукции в нем остаются мизерными). Вторая − спрессованное во времени формирование необходимых институтов (правовых и иных регламентаций) и адекватных разнообразных организационных структур для развития венчурного бизнеса в самих гражданских отраслях. Тогда могут быть преодолены институциональные барьеры, способствующие возникновению феномена «блокировки» наиболее предпочтительных технологических инноваций.

Преобразования в инновационной сфере в первую очередь должны проявиться в долгожданном быстром росте высокотехнологичного сектора. Заглавную роль в нем, по широко признанному мнению, призваны играть крупные, в значительной части военно-промышленные корпорации. Используя преимущества горизонтальной и особенно вертикальной интеграции, они в состоянии обеспечить внедрение и тиражирование наиболее затребованных на сегодняшний день новейших технологических достижений.

В то же время имеет смысл признать, что огосударствление высокотехнологичного сектора неприемлемо. Постепенно в его состав должны войти и многие сектора сугубо гражданской экономики, и ряд видов социального предпринимательства. А для этого потребуется спрессованное во времени формирование необходимых институтов, прежде всего правовых регламентаций, и адекватных разнообразных организационных структур для развития независимого венчурного бизнеса и частного предпринимательства в гражданских высокотехнологичных отраслях.

Технологическая модернизация давно назрела и в энергетическом секторе. Стоит заметить, что за последние годы наблюдался незначимый рост эффективности инвестиций в сырьевую сферу большинства экономик стран СНГ. Исключение – Азербайджан, где была проведена технологическая модернизация добывающей промышленности. Заметим, что большой успех «нефтяной» модернизации в Азербайджане определенно стал образцом для подражания в СНГ.

Исходя из своих национальных интересов, Россия призвана остаться ведущей энергетической державой. Но для этого требуется добиться кардинального, по крайней мере, двукратного снижения энергоемкости ВВП за счет как разработки и внедрения энергосберегающих постиндустриальных технологий, так и снижения доли энергоемких отраслей экономики. При этом глобальное изменение климата и усиление негативного воздействия на окружающую среду обусловливают потребность в максимальном использовании источников возобновляемой энергии (ВИЭ), к которым относятся: солнечная, ветровая, геотермальная, водородная, приливная. По мнению специалистов, в нашей стране в ближайшие 10 лет есть широкие возможности для увеличения производства электроэнергии на основе альтернативных возобновляемых источников в десятки раз.

По уровню технологической эффективности все отрасли ТЭКа существенно отстают от соответствующего уровня в зарубежных индустриально развитых странах. Поэтому предпринимаемые в настоящее время усилия государства по поддержке проектов ускоренного внедрения новых технологий, в том числе все тех же ресурсосберегающих, в сырьевых отраслях определенно заслуживают одобрения. Лучше поздно, чем никогда…

Особенно, как показывают международные сравнения, неэффективны применяемые в нашей стране технологии переработки нефти в конечный продукт. Однако отечественные компании в условиях улучшающейся мирохозяйственной конъюнктуры увеличивают добычу нефти (Россия, заметим в скобках, по-прежнему экспортирует в сыром и «полуфабрикатном» виде три четверти добываемой нефти), продолжая до предела эксплуатировать устаревшее оборудование, которое в любой момент может вызвать масштабные экологические катастрофы. Достаточно сказать, что в США, где глубокая переработка нефти является нормой, из тонны нефти получают 440 литров бензина, в России − всего 140.

Сохраняющееся технологическое отставание красноречиво свидетельствует о несостоятельности реально действующей институциональной модели в топливно-энергетическом комплексе (ТЭК). Частный капитал, а фактически капитал нескольких российских олигархов-миллиардеров, оказался, судя хотя бы по заключению главы нашего правительства, не состоятельным с точки зрения результатов инновационной деятельности. Увы, приходится констатировать, что такое понимание приходит к кругам правящей элиты только сейчас, по прошествии 18 лет (!) с начала радикальной рыночной реформы.

По единодушному заключению, в сырьевых отраслях нет должной конкуренции, здесь фактически имеет место олигополистический раздел рынка. Так, в нефтяной отрасли ведущие компании, в первую очередь из большой четверки (ЛУКОЙЛ, ТНК-ВР, «Роснефть», «Газпром нефть»), в своей деятельности на территории России нередко прибегают к ценовому сговору. В 2009 году Федеральная антимонопольная служба неоднократно уличала их в намеренном изъятии топлива из обращения ради искусственного разогрева цен на бензин. Однако практически все судебные иски завершались в пользу отечественных олигополистов. Именно высокие цены на бензин представляют собой один из главных факторов инфляции, обусловливающей возрастание стоимости перевозки грузов и пассажиров и в целом увеличение стоимости товаров и услуг. Особенно это касается продукции отечественных производителей в аграрном секторе.

Выход из положения заключается в системных институциональных преобразованиях в рассматриваемом секторе, затрагивающих корневые институты собственности и координации.

Так, в кардинальном реформировании нуждаются действующие институты ценовой и налоговой политики (в частности, инструмента реинвестирования прибыли), призванные быть переориентированными на повышение производственной эффективности и экономически справедливое распределение доходов. Очень убедительной представляется и аргументация в пользу скорейшего возрождения института концессии и принятия нового, соответствующего реалиям мирового развития закона, регулирующего договорные отношения между государством и бизнесом в области недропользования.

Еще более радикальными должны стать решения, направленные на изменение институтов собственности в сырьевой сфере. Капиталы олигархов должны быть выведены из рынка, для чего в сырьевых отраслях потребуется осуществление в широких масштабах справедливой рекапитализации. Жалованье высших менеджеров крупнейших корпораций должно будет, конечно, соответствовать принятым международным стандартам. Но одновременно станет невозможным превращение этих менеджеров во владельцев миллиардных активов своих компаний.

Подчеркнем со всей определенностью. Речь идет совсем не о смене отношений собственности и возврате к советскому социализму. Суть дела состоит в преодолении сверх доходности сырьевых рынков, выступающей главным тормозом на пути успешного развития нашей экономики.

Институциональное реформирование в обозначенном направлении приведет к формированию принципиально иной модели энергетического сектора. Она будет иметь большое сходство со «смешанной» моделью развития энергетического сектора, действующей в Норвегии, а теперь, кажется, и в Казахстане. Отличительной чертой этой модели является активное государственное участие и равноправное партнерство с частными компаниями – как транснациональными, так и относительно небольшими[2]. Таким путем достигается максимально возможное присутствие в отрасли частного не олигополистического бизнеса и приемлемый конкурентный порядок.

Имеет смысл акцентировать внимание на следующем обстоятельстве. В последнее время в сырьевой сектор норвежской экономики широко привлекаются малые компании. По мнению специалистов, небольшие фирмы более выгодны для нефтяного сектора Норвегии, поскольку они заинтересованы в разработке месторождений, в которых крупные компании не видят больших выгод. И как показывает отечественная практика, эффект экономии на масштабах не действует на локальных нефтяных рынках. Тем самым возможность появления и утверждения средних нефтяных компаний вполне реальна. В этом случае будет сделан чрезвычайно важный шаг в сторону демонополизации отечественной «нефтянки».

Крайне весомое значение для всего нашего общества имеет модернизация в широком смысле сектора ЖКХ, который функционирует крайне неэффективно. Внедрение новых современных технологий, особенно ресурсосберегающих, и скорейшее обновление устаревшего оборудования в жилищной сфере стало просто безальтернативным. Дальнейшее промедление, учитывая почти катастрофическое сокращение бюджетных ассигнований (на 25%) на содержание ЖКХ в 2009 году, грозит обернуться огромными аварийными издержками. А это означает необходимость изыскания ресурсов, прежде всего со стороны государства, для выполнения целой массы как инновационных (внедренческих) проектов, так и инвестиционных «тиражирующих» проектов.

Вместе с тем улучшение качества жилищных услуг, памятуя о современных рыночных реалиях, невозможно и без институциональных новаций, непосредственно не связанных с технологическими решениями. Необходимо признать, что приближение жилищных услуг к современным стандартам определенно предполагает постепенное повышение тарифов по оплате жилья. Но такое станет возможным исключительно в после кризисной перспективе. Сейчас в условиях продолжающегося кризиса и в ближайшей после кризиса перспективе социальные потери, связанные с такой реформой, будут неприемлемо высоки.

Следует признать, что постиндустриальная высокотехнологичная экономика неизбежно имеет ограниченное распространение. Нужно иметь в виду, что на повестке дня со всей остротой стоят и задачи технологической модернизации отраслей так называемой традиционной экономики, в их числе сельского хозяйства.

Исходя из известных прогностических разработок, следует ожидать восстановления роли традиционных секторов экономики, особенно сельского хозяйства, в результате применения «чистых» технологий. В частности, в нашей стране, как и в Беларуси, на Украине и в Армении, правомерно прогнозировать восстановление традиционных сельскохозяйственных отраслей на новой технологической базе. Тогда станут реальными кардинальные сдвиги в структуре занятости населения в ходе становления модернизированной в широком смысле экономики.

Давно назревший технологический переворот в традиционных отраслях не может не сопровождаться системными институциональными подвижками. И в перспективе специфика рассматриваемого сектора, по всей видимости, будет проявляться в его существенно ограниченной либерализации. Да и сама тенденция институциональных изменений представляется не однонаправленной. Иначе говоря, решения по либерализации отдельных экономических институтов будут сочетаться с усилением некоторых инструментов государственного регулирования (в частности, касающихся контроля качества и соблюдения технических стандартов).

Особо хотелось бы акцентировать внимание на следующем обстоятельстве. Итогом технологических и институциональных перемен в рамках данного сектора призвано стать кардинальное повышение качества обиходных потребительских товаров, особенно продуктов питания. Пока же преобладает тенденция быстрого приближения внутренних цен на продукты питания и другие товары широкого спроса к мировым ценам при сохранении их невысокого качества.

Разумеется, осуществление коренных секторных реформ предполагает поддержание устойчивой макроэкономической стабильности. В данной связи нельзя обойти вниманием проблему финансирования инвестиций в ходе кардинальной технологической модернизации. Даже по официальным оценкам, потребность в инвестициях на модернизацию оценивается в 14 миллиардов долларов. Заведомая ограниченность финансовых ресурсов, в том числе путем внешних заимствований, обусловливает необходимость кардинального повышения рыночной (не отчетной для инстанций!) эффективности большинства инвестиционных проектов, направленных на реализацию технологических инноваций − иного пути просто нет. Первостепенная роль в решении этой задачи отводится созданию институтов развития, что предполагает их самое быстрое становление именно как новейших рыночных институтов.

Давно стало понятно, что закон выравнивания нормы прибыли фактически не действует в условиях современного несовершенного рынка, тем более, национального российского. Так, до последнего времени рентабельность продукции Газпрома составляла 60%, в то время как в машиностроительных отраслях она не превышала 10%. Как следствие, существующий рынок капитала продолжает оставаться благоприятным полем для спекулятивных финансовых операций. При этом существует реальная опасность масштабного вовлечения спекулятивного капитала именно в венчурный бизнес.

Для преодоления такого негативного положения дел определенно требуется дополнительное реформирование финансовых рынков в ходе еще одной намеченной структурной реформы - преобразования национальной финансовой системы. Она становится просто безотлагательной на фоне проводимых мер по финансовому регулированию в США и ЕС.

Конечно, на результаты секторных реформ сильное влияние будут оказывать общесистемные институциональные реформы. И в первую очередь, начатая реформа государственных корпораций, которая повлечет за собой дальнейшее изменение структуры собственности.

Как известно, планы акционирования крупнейших российских госкорпораций вызывают критику со стороны очень широкого круга специалистов. Достаточно только упомянуть о полемике вокруг приватизации «Мосводоканала». Главный довод противников этой реформы очевиден. Осуществление намеченных приватизационных программ приведет к сохранению сверх привилегированного положения крупнейших корпораций и одновременно к переходу основной части собственности в руки высших менеджеров, которым тогда ничто не помешает превратиться в новых олигархов. Наряду с этим прогнозируется дальнейшее увеличение размаха спекуляций на фондовом рынке с активами именно крупнейших корпораций.

Тем не менее, можно считать превалирующей следующую точку зрения − в целом в обозримой перспективе объективно необходимо дальнейшее дерегулирование, разукрупнение и одновременная приватизация в реальной сфере отечественной экономики. Оно окажет стимулирующее воздействие на предпринимательскую и, конечно, инновационную активность. Тогда следует ожидать спонтанных институциональных новаций, в частности, касающихся изменения неформальных отношений подчинения в бизнес-среде. При этом имеет смысл акцентировать внимание на следующем моменте. Приближение внутренних цен к мировым ценам во многих рыночных секторах, которое обязательно произойдет в случае осуществления новых приватизационных планов, отнюдь не обязательно влечет за собой повышение эффективности обычных, так называемых рутинных технологий и, тем более, отнюдь не открывает дорогу для авангардных технологических инноваций.

Наконец, в кардинальном обновлении нуждаются ранее принятые стратегии развития большинства российских регионов. По этой причине предпринимаемые в последнее время усилия федеральных и региональных властей в данном направлении представляются вполне оправданными.

Какой вывод следует из всего сказанного?

В ближайшей перспективе потребуется скоординированное осуществление глубоких структурных реформ, направленных на реализацию коренной технологической модернизации вкупе с системной институциональной экономической трансформацией, в свою очередь, зависящей от глобализационных институциональных перемен (см. схему 1). Один из уроков последних десятилетий состоит в том, что эти макро трансформационные сдвиги не должны препятствовать друг другу. Тем самым на повестку дня становится сложная проблема согласования общенациональной технологической модернизации и дальнейших системных преобразований экономических институтов. Для ее разрешения требуются разные и в то же время скоординированные инструменты политического вмешательства со стороны государства и негосударственных общественных организаций.


Схема 1. Основные контуры взаимодействия технологической трансформации
и системной экономической трансформации в России

В известном смысле в условиях ускоренной догоняющей модернизации системные институциональные преобразования призваны быть не ведущими, а ведомыми. С одной стороны, необходимая, хотя и очень запоздавшая технологическая модернизация становится приоритетной. Институциональные экономические новации ни в коей мере не должны препятствовать максимальной переориентации рыночной деятельности и соответственно, концентрации интеллектуальных, материальных и финансовых ресурсов на выполнении технологических модернизационных сдвигов. С другой стороны, совершенно недопустимо бросаться в крайность «технологизма». Многообразные институциональные реформы, в их числе административная реформа, не должны быть отложены на неопределенный срок. Они требуют постоянного продолжения, хотя и при меньших финансовых и прочих ресурсных затратах.

В связи со сказанным совсем не вызывает оптимизма такой пропагандистский подход к теме модернизации, когда принципиально разные проблемы не разграничиваются, их специфика не учитывается, допускается возможность одновременной модернизации всего и вся. Еще более удручает то, что повторяется, как и в период «перестройки», практика проведения реформ без оценки эффективности политических методов реформаторства.

Колонка Аркадия Мартынова >>


[1] По оценкам, получаемая на фьючерсном рынке маржа в виде разницы между ценой и реальной, «товарной» стоимостью нефтяных продуктов резко увеличилась. Если десять лет назад она составляла примерно 30-40% от цены, то к 2008 г. достигла 75% (см.: Шафраник Юрий. Глобальная энергетика и Россия. Аналитические записки, 2010, январь-март).
[2] Как известно, норвежское правительство занимает лидирующие позиции в нефтяном секторе страны. Так, 71% компании Statoil принадлежит государству, которое через эту структуру контролирует 60% всего нефтяного и газового рынка страны. Множество международных нефтяных компаний – крупнейших и относительно небольших − присутствуют на континентальном шельфе, однако все они должны согласовывать свои действия и работать вместе с Statoil.



СТАТЬИ >> ЭКОНОМИКА РОССИИ

«Кризис после кризиса» в год модернизации

В России официально покончено с экономическим кризисом. Его больше нет. Об этом компетентно говорят чиновники самого высокого ранга. Страна начинает жить «после кризиса», в «славную эпоху модернизации». Однако в национальном хозяйстве продолжают накапливаться проблемы. Кризис остается и, похоже, не торопится уходить в прошлое. Факту упрямо продолжают ему служить. О том как выглядит кризис после того как власти бесповоротно его завершили и куда ведут нас разговоры о модернизации рассказывает Василий Колташов (руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений). Интервью брал Алексей Козлов (редактор Рабкор.Ру).

За прошедшие месяцы было не единожды объявлено об окончании черной полосы для российской экономики. Фондовый рынок стабилен. Цены на нефть доходят до 80 долларов за баррель. Правительство оценивает перспективы как благоприятные. Может быть, Россия действительно миновала кризис?

За 2009 год объем мировой торговли сократился на 12%, притом, что глобальная экономика не знала равных с 2008 годом потрясений. Ситуация ухудшается не только в «третьем мире», но также в странах центра мирового капитализма. За минувший год заметно сократилось потребление газа в ЕС. Почти на 12% сократились продажи «Газпрома», что ставит под большой вопрос амбициозные планы корпорации по расширению экспорта газа. Выручка компании от поставок сырья за рубеж оказалась ниже, чем от продаж на внутреннем рынке. «Плохие долги» в банковских портфелях значительно возросли во всех странах. В США Конгресс опасается повторения 2008 года в большем масштабе. Все это штрихи общей негативной картины.

Россия на фоне других государств по итогам 2009 года выглядит не слишком хорошо. Наличие золотовалютных резервов не позволило государственным финансам развалиться в 2009 году. Однако перспектива эта не отменена общим состоянием экономики. Тренды остаются прежними. Инфляция в стране значительно превышает показатели стран Западной Европы. Если говорить о ее потребительской составляющей, то для бедных инфляция оказалась за год не менее 20%. Рост цен на нефть в 2009 году позволил России сравнительно благополучно перенести второй год кризиса. Однако, с другой стороны, видно до какой степени быстро идет спад в реальной экономике, если даже относительно благоприятный год обернулся 11-15-процентным снижением промышленного производства.

Изменилось ли Ваше видение ситуации с середины 2009 года?

Есть явные признаки стремления властей поправить статистику второй половины 2009 года. Один из них - громкая отставка руководителя Росстата Владимира Соколина. Характерно, что после перестановок в главном российском статистическом центре начали улучшаться экономические данные. В результате было объявлено о том, что экономика миновала спад. Однако мое понимание хозяйственных процессов от этого не изменилось. Просто исходящие от государства данные стали вызывать новые сомнения.

Официальный оптимизм относительно перспектив российской и мировой экономики находится в противоречии с реальным ее состоянием. Потребительский спрос снизился по причине падения доходов, а кредитного поддержания потребителей нет, поскольку банки трезво оценивают положение населения, да и свое собственное тоже. После первой волны быстрого падения производства в 2008 году наступила финансовая стабилизация, а с ней бум ожиданий и спекулятивный взлет цен на промышленное сырье. Не только в России, во всех странах власти сеют позитивные прогнозы и оптимистические декларации.

В 2009 году в мире были снова развернуты огромные спекуляции, как это было в преддверии кризиса. Логично ожидать, что они потерпят крах, как только проблемы в реальном секторе еще более возрастут и станут сверхочевидными. Для возобновления роста нет главного основания - возрастающего спроса. Рост сбыта в Китае является чрезвычайным и искусственным, а значит временным. На его поддержание брошены государственные ресурсы, а они конечны. Также конечны и средства спекулянтов, в огромной мере полученные ими от государств.

Для правительственных финансов 2010 год обещает быть тяжелым. Государства взвалили на себя огромную нагрузку по поддержанию банковской сферы, но для поддержания бюджетов денежных средств все более недостает.

По данным Росстата за январь в России стало на 668 тысяч безработных больше. Общее их число возросло до 6,841 миллиона человек.

Нужно сказать, что даже начало 2010 года не оправдало общественных ожиданий. Слова правительства об окончании кризиса ничего общего с действительностью не имеют. Скрывать это невозможно, все процессы очевидны. В «посткризисной» экономике развиваются те же тенденции, что и в 2008-2009 годах. Отсюда и новые увольнения, которые до лета могут еще возрасти. В целом за 2010 год количество безработных в стране не сократится. Однако реальные доходы населения уменьшатся.

США сохраняют максимальный кредитный рейтинг - «ААА». Справедливо ли это, если даже взять за основу состояние финансового сектора?

Экономика США уже два года не должна иметь высоких рейтингов: она в кризисе, который еще только начался, а вовсе не завершился. Между тем сохраняются прежние предельные рейтинги, что выглядит на редкость неубедительно, но логично - агентства, обслуживающие американские корпорации, делают то, что нужно. Так поступают не только «независимые» агентства, но также правительства. По отношению к задаваемому из США неолиберальному курсу они демонстрируют редкую в истории лояльность, хотя сами страдают от краха неолиберальной модели капитализма.

В конце января в Давосе состоялся сороковой Всемирный экономический форум. Он собрал 2500 бизнесменов, политиков, лояльных деятелей науки и культуры. Это мероприятие, как и прежде, продемонстрировало единство корпоративного и политического мира. Не стоило ожидать от форума чего-то особо нового. Единственной значимой новостью могло стать уже международное объявление о завершении кризиса, в то время как он продолжает глубже поражать мировую экономику. Стабильность фондового и сырьевого рынков, а также отсутствие громких банкротств (достигнутое искусственно) могут выдаваться за некое оздоровление глобального хозяйства, но этим кризис не отменить. Преодоление его требует не разговоров о конце спада, а радикальной смены экономического курса. Задача эта стоит перед всеми странами.

В ходе регулярных встреч мировые лидеры неизменно обсуждают вопрос о финансовом регулировании как средстве покончить с последствиями нынешнего кризиса и не допустить новый. Есть у глобальной элиты шанс на успех в таком деле?

Мировая финансовая стабилизация, несмотря на углубление кризиса, является фактом по итогам 2009 года. Однако декларации о выходе тех или иных стран из кризиса - не более чем пропаганда. Так называемые последствия кризиса (отнюдь не финальные) остаются для неолиберальной элиты проблемой, покончить с которой ей хочется именно неким новым финансовым регулированием. Создание нового контрольного финансового института или поручение надзорных функций существующей структуре обсуждается, и будет еще долго обсуждаться. Однако вряд ли стоит ожидать скорого решения этого вопроса.

Противоречия между странами слишком велики и кризис их только обостряет. А покончить со спекуляциями на финансовых рынках значит покончить со стабилизацией и мифом об оконченной рецессии. Поэтому всякое «антикризисное» регулирование будет пока сводиться к поддержке финансовых корпораций. Однако в неолиберальной борьбе с кризисом не все так просто. Власти США понимают, что им для преодоления спада необходимо обеспечить национальному производству внешний сбыт. При этом внутренний рынок стоит ограждать от конкурентов, как это уже делается с автомобилями. Исходя из такого варианта, США в принципе не выгодны девальвации в других странах. Гораздо рациональней предоставлять кредиты государствам в эмиссионных долларах, навязывая свои хозяйственные условия.

На расширение функций МВФ (с превращением этой структуры в орган центрального финансового контроля в мире) могут согласиться США и не согласиться другие страны. Мешает взаимопониманию растущий протекционизм. Все страны нуждаются в деньгах, но эпоха «свободной торговли» прошла. Отсюда и кризис МВФ, ВБ и ВТО, то есть основных глобальных институтов неолиберализма. США рассчитывают, восстановив многие производства в своей стране, обрести внешние рынки, но выйдет, видимо, обратное. Снижение сбыта в США приведет к сужению рынков стран «третьего мира». Побороть кризис в рамках неолиберальной модели экономики невозможно.

Может быть, на ситуацию с мировым потребительским спросом повлияет как-то борьба с бедностью, о которой столько говорят мировые лидеры, и это поможет улучшить ситуацию в мировом хозяйстве? Или будут запущены некие глобальные экологические программы?

Вопросы климата для G20 или G8 чистый декор, как и проблема бедности. Всерьез все это никогда не обсуждалось. В жизнь ничего серьезного проводить неолиберальные элиты не станут. Главное, что осуществляется из «решений» G20, это согласованное поддержание банковской сферы в мире. На это расходуются огромные средства, но кроме искусственной стабилизации положения кредитных институтов похвастать особо нечем. С точки зрения преодоления кризиса неолиберальный консенсус G20 - ошибка. Расходование средств на поддержание финансовой сферы лишь тормозит развитие кризиса, но никак не отменяет его причин. Однако, исходя из интересов корпораций, все как раз наоборот. Их цель - сохранить все как есть, что объективно невозможно. Это и есть основная причина отсутствия всемирной борьбы за сохранение окружающей среды, борьбы с бедностью и голодом.

Все, что сделано для достижения финансовой стабилизации в мире с 2008 года, могло быть осуществлено и без обсуждения борьбы с кризисом на встречах G20, G8 или G7. Страны выделяют средства главным образом по-отдельности, при явном лидерстве США. Однако наличие международного согласия по общей антикризисной линии помогает сохранению на планете неолиберальной модели капитализма. Странам, особенно сильно пострадавшим от кризиса, достаточно согласовано, как можно полагать, предлагаются различные кредиты, чтобы не допустить изменения их экономической политики.

В последнее время к числу больных государств в Европе все более относят Грецию, Португалию, Испанию и Италию. Но пройдет немного времени и мировой список проблемных государств окажется огромным. Кредиты международных институтов не смогут обеспечить консервацию ситуации, и кризисные процессы начнут выходить из-под контроля мировых элит. Это и будет «вторая волна», о которой столько говорят.

Как Вы прокомментируете решение об отмене с 15 февраля обязательной сертификации продуктов питания в России? Какие цели преследует эта мера?

Отмена обязательной сертификации продуктов питания должна облегчить компаниям сбыт продуктов, в особенности залежалых и некачественных. Решение властей бьет по потребителям, но оно выгодно продавцам. Принятие данного решения вызвало много разговоров на тему прогрессивности добровольной сертификации. Однако на деле мера будет работать против интересов общества. Создаются прекрасные условия для недобросовестной коммерческой деятельности.

Интересно также другое. Министерство промышленности и торговли России недавно составило перечень социально значимых продовольственных товаров, предельные цены на которые может устанавливать государство. Возрастает обеспокоенность правительства в связи с политически опасным для него падением уровня жизни в стране. Отсюда и желание сдержать процесс обнищания населения административными мерами, не прибегая к материальной помощи населению. Власти не намерены изменять социально-экономическую политику, но им приходится реагировать на спад в экономике даже после официального «окончания кризиса».

С другой стороны, в 2010-2011 годах казенный дефицит принудит правительство экономить на социальных статьях. Уже намечен роковой перевод социальной сферы на «финансирование заданий», что приведет к развалу в ней.

Ранее в Госдуме «Единой Россией» выдвигался законопроект «О торговле», предусматривающий усиление роли государства в этой сфере вплоть до регулирования цен. Почему его отклонили?

Правительству выгодней говорить о перспективе ценового регулирования или составлять некие списки товаров, нежели напрямую вторгаться в область ценообразования. Власти не заинтересованы ущемлять компании. Поэтому они предпочитают допустить на рынок дешевые, не слишком качественные товары, нежели административно устанавливать цены. Да это вряд ли стало бы эффективной мерой. Вмешавшись в ценообразование, правительство может вызвать новые конфликты внутри правящего класса. И все же недовольство некоторых групп собственников не так страшно, как возмущение социальных низов. Ухудшение материального положения основной массы граждан волнует верхи не как самостоятельный факт, а как сигнал опасности. Власти тут обеспокоены политическими последствиями.

Государство должно регулировать цены. Оно обязано определять размер торговых надбавок и указывать производителям на границы в назначении цен. Касается это не только продуктов, но и лекарственных препаратов. Они источник грандиозных монопольных прибылей. Однако если кризис вынудит нынешнее российское правительство взяться за командование ценами на некоторые потребительские товары, то первым результатом может стать дефицит дешевых продуктов. Но подобные кризисные сюрпризы еще впереди.

С нового года единый социальный налог заменен страховыми выплатами. Налоговая нагрузка на бизнес увеличивается. Почему власти пошли на этот шаг, непопулярный у работодателей?

Финансовые затруднения и риск социальных неурядиц делают политические верхи менее уступчивыми, чем прежде по многим вопросам. Еще два года назад никто и подумать не мог о том, что либерализация пенсионной системы будет остановлена сверху, а процесс пойдет в обратном направлении. Теперь чиновники понимают политическую необходимость подобных мер и серьезных уступок от них бизнесу тут ждать не стоит. Напротив, в 2010 году позиция властей может стать жестче. Все дело в том, что правительство не решится просто бросить пенсионеров из страха посодействовать протестному движению.

Только если по неким неизвестным причинам ситуация в экономике начнет выправляться, а состояние казны улучшаться, власти вернутся к прежней - мягкой налоговой политике. Нужно отметить, что монополии в условиях кризиса налогами все же перегружать никто не будет. Именно поэтому мы постоянно слышим о снижении импортных пошлин на нефть, тогда как цены на нее достаточно высоки. Однако успехи властей на поприще сбора средств будут зависеть от нажима не только на население, но и на компании, не входящие в число привилегированных. Но даже при серьезном контроле ситуация в российской экономике вряд ли позволит собрать средств больше, чем прежде. Сдержать падение пенсионных поступлений - не реально. Эта тема еще не раз будет на слуху в 2010-2011 годах.

Введение системы страховых выплат может серьезно задеть средний и малый бизнес, но только при налаживании серьезного государственного контроля. В этом случае компании, скорее всего, будут активней перекладывать нагрузку на наемных работников. Крупным компаниям государство, скорее всего, позволит сохранить старые схемы оптимизации налогов. В России распространено оформление работников с указанием заниженной зарплаты. Реальный заработок платится в черную. Работодатель может снизить его без правового конфликта, чтобы покрыть возросшие расходы на страховые выплаты. Но ясно, что такая помощь государства бизнесу в настоящих условиях неприятна. Отсюда и негативная реакция его на новшество властей.

Возможно, государство сможет решить свои денежные проблемы за счет новой приватизации? Недавно глава Сбербанка Герман Греф предложил продолжить приватизацию госбанков.

Полагаю, что основной задачей предлагаемой Грефом продажи государственных акций Сбербанка является не привлечение в бюджет дополнительных средств, а предоставление избранным покупателям надежных ценных бумаг. Окончание кризиса совершенно не является фактом, что бы ни говорили чиновники. Рост на фондовых рынках в 2009 году разворачивался на фоне падения в реальном секторе, то есть изначально был спекулятивным. Идея Алексея Кудрина начать приватизацию банков с ВТБ небезосновательна. ВТБ куда более хрупкое учреждение, нежели Сбербанк. Поэтому первоочередная реализация государственных акций ВТБ в условиях финансовой стабилизации выглядит разумной. Кудрин, вероятно, исходит из интересов казны. Однако путь оздоровления финансов через продажу акций является тупиковым.

В последнее время немало разговоров велось о перспективах Таможенного союза России, Беларуси и Казахстана. Украина, однако, отказалась в него вступить. С чем это связано? Перспективно ли таможенное сближение соседних государств?

Власти Украины все еще надеются, что членство в ВТО (на которое они рассчитывают) благоприятно скажется на экономике и облегчит сбыт сырья на внешних рынках. План этот, по меньшей мере, сомнителен из-за состояния глобального хозяйства. Нынешняя линия внешнеэкономического сотрудничества Украины бесперспективна. Думаю, она переживет в ближайшие годы крах.

Таможенный союз является шагом вперед. Но шаг это слишком робкий, неспешный, в то время как спад в экономиках России, Казахстана и Беларуси демонстрирует необходимость более тесного сближения. Необходим единый рынок, единая правовая система и общая экономическая политика. Но всюду проводится еще неолиберальный курс. Нет еще даже намека на силы, способные остановить хозяйственный развал. Таможенный союз при сохранении практики перекладывания издержек кризиса на трудящихся экономических проблем не решит.

Недавно всплыла информация об огромной доле (80%) фальсифицированных дел по экономическим преступлениям в России. Однако налицо и общий рост хозяйственных преступлений за два года кризиса. Чем, на Ваш взгляд, это обусловлено?

Кризис делает соблюдение экономического законодательства все менее удобным внутри компаний. Более того, он зачастую вынуждает компании и менеджмент игнорировать правовые нормы в силу необходимости. И эта необходимость в ближайшие два года сделается еще более суровой. С другой стороны, в условиях спада перераспределение богатств, в том числе незаконное, делается более выгодным. Прежде рентабельная законная деловая деятельность на рынке становится все сложнее, отсюда и привлекательность преступлений.

Малый и средний бизнес, в частности, небольшие банки, в кризисных условиях легче всего могут стать жертвами экономических преступлений. Причем, как раз крупный бизнес способен наиболее безбоязненно совершать противозаконные действия. Никто не станет их фиксировать. Бюрократическая машина на стороне монополий, противоречия в экономике обостряются, а стремление решать собственные проблемы за чужой счет остается наиболее простым антикризисным средством.

Скрытыми от внимания правоохранительных органов обречены оставаться действия, совершаемые большими игроками, в частности - традиционное уклонение от налогов (теперь под видом кризисных потерь), нарушение трудовых прав и не слишком законные поглощения. Судебная система вполне может защищать ведущие компании от экономических преступлений, совершаемых против них. Но она далеко не столь независима в вопросе внутренних преступлений, организуемых руководителями и владельцами. Хотя нужно признать, что власти в 2009 году сумели сдержать процесс задержек заработной платы и увольнений работников безо всякого расчета. Задача, правда, не решена в целом.

Могут ли власти в порыве обновленческих игр или из экономии пойти на проведение амнистии заключенных? В России их не менее 2 млн., а идея уже высказывалась.

Амнистия может понадобиться правительству в связи с экономией средств, это фактор в пользу ее возможного принятия. Но социально-экономические условия в стране изменились: хозяйничает безработица, падают зарплаты, миллионы россиян в крайне тяжелом положении. В этих условиях вышедшим на свободу людям будет сложнее адаптироваться, что способно будет поднять градус напряженности в обществе. Поэтому пока амнистия вряд ли случится. Юристы, общающиеся с заключенными, передают, что многие испытывают страх перед возможным освобождением. Однако вопрос о тюрьмах не сводится только к теме амнистии. Правительство может начать экономить на этой системе, поскольку 2010 год уже обещает стать годом повсеместного урезания бюджетных расходов. В результате может быть спровоцирован острый кризис и в тюремной системе, где сильнее окажется недовольство не одних заключенных.

Вернемся к экономике. Российские компании все больше стремятся размешать свои ценные бумаги на иностранных торговых площадках. «Русал» первым выставил свои акции на продажу вне России. Чем это объясняется?

Компания правильно пытается использовать текущую конъюнктуру и привлечь средства, где только это возможно. Проблема ее только в завышенных ожиданиях. В предкризисные годы и даже в первый год кризиса российские власти внушали публике мысль о том, что отечественный фондовый рынок должен стать чуть ли не приоритетом. Указывалось, что бумаги отечественных фирм должны торговаться на родине, а не в других странах. Теперь Кремль вынужден закрывать глаза на поиски российскими корпорациями площадок наиболее выгодного размещения акций. Красивые слова о России как мировом финансовом центре остались в странном 2008 году, когда величественные нелепости произносились в обстановке самой неподходящей.

Мировой кризис повлиял на политику «Русала»: все, что намечалось, в общем, пришлось осуществлять конкретно в условиях далеко не столь привлекательных как в 2005-2007 годах. Еще два года назад объявлялось, что акции «Русала» вскоре можно будет купить, но при хорошей конъюнктуре желания продавать их видимо так и не возникло. Сейчас положение дел другое и бумаги пошли на азиатский рынок, к слову, не так удачно, как ожидалось. Компания избрала Гонконг, очевидно, по итогам переговоров - вариант был признан наиболее выгодным. Гонконг является важным транснациональным торгово-финансовым центром, но только торги могли показать, что его преимущества перед Сингапуром - вопрос спорный. Оба этих центра более удобны для размещения акций иностранных компаний, чем площадки континентального Китая. Гонконг не так удален от России как Сингапур и по своей ориентации на север, возможно, больше подходит отечественным компаниям.

В целом размещение акций российских корпораций на внешних рынках является признаком не только крушения амбиций, но также общим ухудшением финансового положения компаний. В 2010 году, несмотря на официально законченный кризис, им придется активней искать средства. И чем меньше денег будет давать государство, тем активней будет производиться эмиссия акций. Однако текущее неплохое состояние фондового рынка сменится новым его обвалом. Размещение бумаг станет все менее выгодным начинанием. Уже сейчас руководители компаний жалуются на падение курсов. Так, акции «Русала» подешевели с начала торгов.

Недавний конфликт между Россией и Беларусью наделал немало шума. В чем, на Ваш взгляд, его главные причины?

Старый «спор славян между собой» имеет вполне ясные корни: российские сырьевые корпорации заинтересованы в повышении рентабельности поставок, в отношении к Беларуси Россия также желает поглощений местных предприятий, но не глубокой экономической интеграции. 2010 год, очевидно, останется конфликтным в отношениях РФ, Беларуси и Украины. Россия и Беларусь в одинаково тупиковом положении. Кризис лишил перспектив прежний экономический курс обеих стран. Обе они ориентируются на внешний сбыт, только для сырьевой России важность имеет рынок на западе, а для Беларуси - на востоке.

Пока Россия сильнее Беларуси в переговорах по вопросам транзита и цены поставляемой нефти. Москва согласилась недавно на 11-процентное повышение стоимости транзита, но Беларусь вынуждена покупать углеводороды не так дешево как желала бы. Однако если мировые цены на нефть обвалятся вслед за падающим спросом, то есть лопнут пузыри сырьевых спекуляций, то Белоруссия может потребовать снижения цен за нефть. Будет новый кризис в отношениях и новые переговоры. Пока Россия пошла на снижение платы за газ, с продажей которого в 2009 году были повсеместные проблемы. Украина будет платить за газ вдвое больше Беларуси.

Российские корпорации добиваются доступа к предприятиям соседней республики, к чему стремятся и европейские компании. Власти России грубо давят на правительство Беларуси, используя зависимость соседа от российского рынка. Лукашенко лавирует. Его сближение с Западом может показаться следствием непродуманности политики России. Однако все дело в общем равнодушии отечественных сырьевых монополий к перспективе создания единого рынка в СНГ. Речь не о таможенном сближении, но о едином в правовом отношении экономическом пространстве, где общим является также налогообложение предприятий.

Несмотря на особенности политических надстроек, хозяйственный курс Беларуси, как и курс России неолиберальный. В Минске не меньше чем в Москве надеются, что кризис пройдет сам. Для этого власти Беларуси и пошли на девальвацию национальной валюты. Кредиты им нужны для закрытия бюджетных дыр, схожая с Россией обстановка. Однако Лукашенко лучше чувствует ситуацию, чем российские чиновники. Он уже много лет стремится к хозяйственной интеграции с Россией, что выгодно обеим экономикам, но не выгодно российским сырьевым монополиям. Они хотят не соединения с Беларусью, а только поглощения ее предприятий. Концепцией единого рынка Москва не мыслит, хотя все к этому неминуемо придет. Потребуются, правда, большие политические перемены в странах на постсоветском пространстве.

Глобальный кризис начался два года назад, чего хватило бы для завершения простого кризиса перепроизводства - такого как спад 1998-1999 годов или 2001 года. Но неолиберальная экономика терпит крах вопреки всем усилиям правительств и впереди еще не один год индустриального спада. Преодоление кризиса будет зависеть от возрождения спроса, что потребует от России и Беларуси искать пути создания единого рынка с общей протекционистской политикой, едиными нормами права и общим курсом на стимулирование потребителей. Последнего ни одна из стран еще не сознает. Лукашенко ищет внешний сбыт, не стремясь серьезно развивать внутренний рынок, также все происходит и в России. Национальные рынки будут загублены, прежде чем необходимость их развивать встанет на первый план.

Как, на Ваш взгляд, дальше будут строиться экономические отношения России и Туркмении? Они пережили уже несколько острых фаз в связи с вопросом о природном газе.

Отношения между РФ и Туркменией еще не раз усложнятся в годы кризиса. Мировой спрос на газ и другие ресурсы будет снижаться, а это плохое основание для сырьевой дружбы. Туркмения от России зависит, а отечественные власти понимают: выгодней продать свой газ, чем присвоить себе часть прибыли от транзита чужого. Да и будет ли эта прибыль? 2009 год продемонстрировал падение потребления газа в Европе. Кризис все больше расшатывает принципы старого партнерства. Беда в том, что оно становится невыгодным не только РФ, но и Туркмении.

Может быть, что-то изменится после вступления России в ВТО? Стоит ли его ожидать в ближайшее время?

Присоединения России к ВТО, скорее всего, вообще не произойдет. Данный фактор не сыграет, так как противоречия в мировой экономике делают протекционизм все более востребованным. Однако он по-настоящему окажется эффективен только после того, как рынки начнут расширяться, соединяться и увеличивать свою емкость.

В прибалтийских странах, особенно в Латвии, экономический кризис выражен уже достаточно остро. При этом Эстония намерена в ближайшие годы построить собственную АЭС. Странным образом Латвия также мечтает о собственной атомной энергетике. Как Вы на это смотрите?

Страны Прибалтики выбрали неблагоприятный момент для реализации собственных ядерных проектов. Во-первых, крайне проблематичной является в них экономическая ситуация. В 2010 году она, видимо, еще более осложнится, ограничив финансовые возможности правительств. Повсеместная экономия устойчивых результатов не даст. Уже это может спутать планы. Во-вторых, кризис диктует удешевление энергоресурсов, что делает атом менее выгодным, чем в 2006-2007 годах. Строительство атомных электростанций в настоящих экономических условиях необоснованно. Сомнительно, что затраты на их сооружение более оправданы, чем поддержание национальных рынков. Не ясно также кому необходима эта, довольно дорогая, электроэнергия. Через год Прибалтийские рынки предстанут в еще более печальном виде.

Кредиты становятся все более рискованными. При этом текущая ситуация оценивается многими фирмами как неплохое время для экспансии, повышения своего влияния в уже существующих компаниях. К тому же есть оптимистические ожидания: кажется, что самый сложный этап кризиса пройден. Это подталкивает некоторых игроков к портфельным инвестициям. Каковы их перспективы?

Заблуждения обойдутся дорого. Инвестируя средства, игроки всегда рассчитывают на прибыль. Без этого не может быть роста инвестиций. Сейчас надежды на выигрыши от капиталовложений плохие. Не все это понимают. Некоторые фирмы предпочитают не выжидать, а вкладываться в уже существующие предприятия, если они выглядят надежными. Ясно, что кризис сужает пространство для вложений, поэтому взлета частных капиталовложений в 2010 году ожидать не стоит. Дальнейшие перспективы также выглядят тревожно. В России за второе полугодие 2009 года заметно просел потребительский спрос. Он сожмется еще в первом полугодии 2010 года из-за увольнений, сокращения и задержек заработной платы, а также потребительской инфляции. Итог - переоценка инвесторами перспектив экономики и новый отток капиталов, которые предпочтут прятаться, чтобы не сгореть.

В портфелях российских банков доля розничных кредитов, как правило, не превышает 18%. Половина кредитов выдана крупными банками с государственным участием. Откуда такие пропорции? Привлекательна ли сегодня работа с физическими лицами для банков?

Крупнейшие банки в России находятся в привилегированном положении. До кризиса им легче было привлекать иностранные средства, что делало кредиты для населения в них более доступными. Только этим объясняется то, что множество небольших частных банков имеют меньшую долю кредитов, выданных населению. В условиях избытка денежных капиталов банки охотно предоставляли кредиты населению. Сейчас ситуация перевернулась: банкам стало выгодней привлекать средства. Притом, что их рентабельность снизилась, проценты по депозитам выросли. Сегодня банки мало заинтересованы в предоставлении кредитов физическим лицам, а уже выданные кредиты все чаще становятся проблемными.

Работа с физическими лицами (в плане выдачи кредитов) становится привлекательной для банков, когда имеется избыток средств и мало возможностей для их иного инвестирования. Это признак особых макроэкономических условий. Вообще же рост потребительских кредитов - опасный сигнал. Российский рынок розничных кредитных услуг изначально является спекулятивным. В нем чрезвычайно завышены процентные ставки. Объясняется это схемой бизнеса, когда дешевые западные кредиты превращались банками в дорогие кредиты. Доступ в РФ иностранным капиталам был накануне кризиса закрыт. В результате должник не только оплачивал банку его иностранный кредит, но и приносил большую прибыль. Только кризис сделал эту схему высокорисковой.

Общий жесткий способ банковского кредитования, включающий помимо процента множество дополнительных условий, естественно вызывает недовольство, особенно когда материальное положение должников ухудшилось. Отсюда и постоянные жалобы индивидуальных клиентов на банки.

Может быть дело в недостаточной конкуренции?

Конкуренция на кредитном рынке осуществляется по правилам, задаваемым государством с учетом интересов корпораций, а не малых игроков. В России банков не мало, а наоборот - слишком много. Как минимум в ближайшие годы должно сократиться количество банков. Будет хорошо, если от 1000 останется не более 50 кредитных учреждений, но они будут лучше организованы и стратегически более дальновидны.

Недавно Высший арбитражный суд (ВАС) принял решение о незаконности взимания штрафов и пеней за просрочку по уплате процентов по кредитам физических лиц. Признано незаконным одностороннее повышение банками процентных ставок по кредитам, а так же право судиться с заемщиком по месту нахождения банка. Шаги неожиданные. Чем они вызваны?

Возможно, решение ВАС продиктовано отчасти политической целесообразностью. Но оно также вызвано пониманием того, что нагрузка на должников уже давно чрезмерна и это становится главной угрозой дестабилизации кредитного сектора. Ясно, что дела банков плохи, но дела должников - еще хуже. На девальвации банки заработали, а граждане потеряли. Многие лишились работы или немалой части доходов. Доходы россиян заметно снизились с 2008 года, а финансовая нагрузка возросла.

Положение должников таково, что в какой-то момент повышение нагрузки на них может вызвать лавину неплатежей. Понимая это, власть действует больше в интересах банков, чем сами они это сознают. Любые штрафные санкции со стороны банков по отношению к гражданам в кризисных условиях только содействуют ухудшению ситуации. Граждане и так платят по долгам из последних сил. Банкам стоило бы проявлять мягкость и идти навстречу должникам, а не пытаться выбить из них деньги, которых у людей нет. Уже сейчас отобранное за долги имущество скапливается мертвым грузом. Поэтому банкам разумней сохранить постоянные, пусть и меньшие платежи должников, нежели зря разрушить этот источник. Но скорее всего многие банки будут действовать жестко и сами себе навредят.

Что вы можете сказать о ставке процента по «гражданским» кредитам?

Российский банковский процент - особенное явление. Он является ростовщическим, то есть чрезмерным и изначально превышал европейский и американский уровень в 2-3 раза. Как правило, складывается он из процента по долгам самого банка плюс большая надбавка, гарантирующая банку сверхприбыль. Замкнутость российского кредитного рынка позволила ставке для населения значительно вырасти.

Вообще же ставка процента определяется только одним фактором - объемом свободного денежного капитала на рынке.

Поговорим о модернизации, эта тема с подачи власти становится все более обсуждаемой в обществе. Евросоюз предложил план модернизации России. В нем есть пункт о полезности демократии. Как Вы смотрите на эту инициативу?

Проблема Евросоюза состоит в том, что он сам является консервативным и «не модернизированным» образованием, кризис которого обостряется. Однако тезис, озвученный в документе ЕС, о невозможности экономического обновления без демократических свобод справедлив. Вот только свободы эти в ЕС вызывают критику капитала при восхищении «строгим порядком» в РФ, где легко задушить любой протест. И дело все в том, что демократия не приходит сверху: она приобретается в острейшей массовой борьбе - этого России и недостает. В Западной Европе разворачивается борьба трудящихся против ухудшения их положения, в России же пока заметно лишь слабое оживление рабочего движения.

Без завоеванных свобод не удастся создать передовой экономики. Власти же РФ полагают, что модернизация - это пара-тройка технических новшеств, а не переустройство всей общественной жизни. Принципиально, однако, что российские верхи не видят будущего даже без таких перемен. Сказывается развивающийся кризис верхов, вызванный развалом в «посткризисной» экономике. Интересно и то, что правительство само не знает, что же за инновации ему нужны, и откуда их можно взять. Деньги вроде бы бюджет готов дать, но только на что? Ничего готового нет, а на науку и образование выделять средства считается делом излишним.

И все же российские власти обращаются к странам Европы с призывом помочь обновленческому начинанию правительства. Деятели ЕС делают заявления о готовности помогать России в модернизации.

С точки зрения кризиса, экономика ЕС нуждается в модернизации (далеко не только технической) в степени не меньшей, чем экономика России. В Евросоюзе начинает все более активно проводиться политика экономии за счет социальных расходов при перекладывании издержек кризиса на рабочих. Отсюда забастовки и массовые демонстрации, такие странные в глазах русского обывателя. ЕС быстро догоняет по степени развития кризиса США и страны промышленной периферии. И хотя в Западной Европе не было девальвации, а положение банков пока стабильно, общеэкономические перспективы ЕС неприглядны.

Вообще же ЕС не заинтересован в изменении положения РФ в международной системе разделения труда. Даже российские сырьевые корпорации не нравятся бизнесу и чиновникам Западной Европы. В отношениях России и Евросоюза делаются попытки найти точки соприкосновения, в том числе и декоративные - такие как модернизация. Однако кризис еще не единожды противопоставит интересы крупнейших старых членов ЕС и России. Так будет по вопросу о газе, где Россия уже идет на смягчение условий поставок. Но этим проблема не будет снята. Пока не начнется преодоление кризиса любое сближение останется неустойчивым. Противоречия внутри ЕС и между его членами и странами востока Европы еще только начали обостряться.

Предложение президента Медведева преобразовать госкорпорации зачастую относят к первым шагам по модернизации, как борьбу с неэффективностью. Высказываются предложения сделать их частными предприятиями. Что Вы об этом думаете?

Проблема госкорпораций не состоит в их «неправильной форме». Акционирование не сможет решить проблем с ними связанных. Пока государством не решена задача изменения ситуации в экономике и повышения спроса на внутреннем рынке, госкорпорации в любых руках останутся неэффективными. Вместе с тем правительству не удастся снять с себя финансовую нагрузку, проблемные АО из числа бывших госкорпораций все равно придется субсидировать.

Если говорить о модернизации российской экономики, то переход госкорпораций в частные руки не приблизит, а отдалит решение этой задачи. Для развития передовых отраслей, внедрения наукоемких технологий, государство должно не акционировать госкорпорации, а национализировать их. Ему, конечно, пришлось бы изменить всю экономическую, образовательную, научную и социальную политику, чего в скором времени не произойдет. Сами по себе подобные вещи не делаются.

Сможет ли развитие туристической инфраструктуры стать одним из ключевых экономических проектов на Северном Кавказе, как часть дела модернизации?

Совершенно неясно, почему российский президент говорит о некоем посткризисном развитии и при этом вспоминает развитие туризма. Действительно, многие туристические объекты на Северном Кавказе заброшены с советских времен. В Дагестане есть прекрасные пляжи на Каспийском море. Однако нет ни завершения кризиса, ни фактов указывающих на рост доходов россиян, чтобы можно было действительно развивать туризм на Кавказе. Это дело перспективно, только тема экономически несвоевременная. В свете последних терактов можно еще добавить, что экономическое оживление Северного Кавказа может заметно снять напряженность в этом регионе. Инвестиции куда более действенная мера по подрыву основ исламского терроризма, чем операции спецслужб. К сожалению, приходится думать, что перемен пока не случится.

Государство не стремится содействовать росту доходов трудящихся. И вряд ли частные компании захотят вкладывать деньги в туристическую инфраструктуру на Северном Кавказе, когда понятно - есть серьезные проблема с потребителями услуг. То же касается других регионов и всего туристического направления в России.

Уже не первый месяц обсуждается создание в России национальной платежной системы (НПС). Президент, как объявлено, процесс контролирует лично. Вы видите перспективы у данного начинания?

Без изменения экономических условий в стране, создание национальной платежной системы представляется делом рискованным. Финансовая сфера находится в хрупком равновесии: в 2010 году может прокатиться волна банковских банкротств. Для надежной работы единой платежной системы в России требуется намного сократить количество банков.

Еще один инновационный момент, расходящийся с другими государственными мерами по продовольствию (упрощением сертификации). Президент утвердил Доктрину продовольственной безопасности РФ. Что это за начинание и как его можно охарактеризовать?

Доктрина подготовлена с размахом, хотя писать бумаги и принимать конкретные решения, это не одно и то же. Предполагается к 2020 году увеличить на российском рынке долю отечественных продуктов: зерна до 95%, сахара до 80%, мяса и пищевой соли до 85%, растительного масла и рыбы до 80%, картофеля до 95%, а молочной продукции до 90%. За более короткий период, ближайшее десятилетие, доля российских продуктов питания должна подняться до 80%. Говорится в Доктрине и о введении контроля за распространением генномодифицированной продукции.

Власти пытаются создать впечатление, что общество вернулось в докризисное время. Вместо анализа проблем в экономике и подлинного преодоления спада, опять звучат грандиозные планы. Мы много слышим о планах до 2020 или 2030 года, но совершенно неясно, что будет со страной уже через год. Что касается продовольствия, то реальные шаги правительства значат куда больше доктринерских пожеланий.

Взаимодействие промышленности и банков теперь тоже относят к проблемам модернизации. Какова тут ситуация?

Если бы банкиры видели для промышленности положительные перспективы, проблемы сотрудничества не существовало бы в нынешнем виде. Никому бы и в голову не пришло говорить о модернизации моделей взаимодействия между кредитным и промышленным секторами экономики. Но пока опасения российских банкиров велики, а банковские проценты - огромны. И главная причина тому - сокращающийся потребительский спрос на планете. Причем ослабление внутреннего рынка России опережает сжатие мировой торговли. Совершенно непонятно, что и как тут можно модернизировать, ничего не меняя в обществе и не затрагивая неолиберальной модели экономики и политики. Можно только рассуждать.

На фоне нежелания банков кредитовать производство слышны разговоры о некоем посткризисном состоянии экономики в России. То есть кризис существует уже «после» кризиса. В реальности даже до фазы депрессии еще далеко. Налицо явные признаки спада, в том числе и финансовые признаки, такие как дороговизна кредитов. Для оживления российской экономике необходим рост платежеспособного спроса, а не разговоры о модернизации. Если потребителей недостает, их требуется создать. Но этого государство не станет делать добровольно. Принудить его некому. Социальные силы еще не разбужены кризисом, поколеблены лишь представления о прочности нефтяного экономического благополучия.

Верхи в России не хотят ускорять изменения массового сознания, хотя невольно своей политикой будут этому процессу содействовать. Чтобы сдержать рост негативного отношения к государственной политике, придумана тема модернизации. Создается впечатление, что 2010 год хотят сделать годом модернизации. На деле выйдет лишь год разговоров о модернизации.

Источник: Рабкор.ру

Прыг: 01 02 03 04 05 06 07 08 09