В любом обществе, богатом или бедном, все образовательные, медицинские и исследовательские учреждения даруют частному предпринимательству бесчисленные выгоды, за которые частное предпринимательство платит не напрямую, а косвенно — посредством налогов. Налогам же противятся, на них негодуют, против них устраивают кампании и, зачастую, их успешно избегают. Приведем пример того, как можно изменить структуру частной собственности, чтобы она совместила в себе идеалы социализма и капитализма.

Д.К. Гэлбрейт говорил об изобилии в частном секторе и обнищании государственного сектора. Показательно, что он ссылался на Соединенные Штаты, которые, по общему мнению и по привычным меркам, являются самой богатой страной в мире. Как могло случиться в самой богатой стране обнищание государственного сектора, причем в масштабах гораздо более серьезных, чем во многих других странах, валовой национальный продукт которой, с поправкой на численность населения, намного меньше? Если рост американской экономики до ее нынешнего уровня не покончил с обнищанием государственного сектора — а, быть может, даже сопровождался его усилением — то разумно ли ожидать, что благодаря дальнейшему «росту» это обнищание будет сдержано или устранено? Как объяснить, что страны с самыми высокими темпами роста по большей части оказываются самыми загрязненными и страдают тяжелейшим обнищанием государственного сектора? Если валовой национальный продукт Великобритании растет, скажем, на 5% в год, можем ли мы использовать эти деньги, это дополнительное богатство, для того чтобы «претворить в жизнь чаяния нашей нации»?

Разумеется, нет. Ведь при системе частной собственности любое новое богатство, как только оно возникает, немедленно и автоматически присваивается частным лицом. Органы власти едва ли имеют хоть какой-то собственный доход и вынуждены извлекать из карманов своих граждан денежные суммы, которые граждане считают по праву своими собственными. Не удивительно, что это ведет к бесконечной битве умовмежду сборщиками налогов и гражданами, битве, в которой богатые, заручившись помощью высокооплачиваемых налоговых экспертов, преуспевают куда больше, чем бедные.

В ходе попыток заткнуть «лазейки», налоговое законодательство становится все сложнее, а спрос на налоговых консультантов (и следовательно, их доход) — все выше. Поскольку налогоплательщики чувствуют, что у них отнимают то, что они заработали, они не просто стараются использовать всякую возможность законно минимизировать налоговые затраты (не говоря уже о практиках незаконного уклонения от налогов), но еще и поднимают непрекращающийся шум с требованием сокращения государственных расходов. Предвыборный лозунг «Больше налогов на большие государственные расходы!» не собрал бы много голосов, каким бы бросающимся в глаза не было несоответствие между изобилием в частном секторе и обнищанием государственного сектора.

Эту дилемму не разрешить, если только признание необходимости социальных расходов не найдет свое выражение в структуре собственности на средства производства. Вопрос касается не только обнищания государственного сектора, например, психиатрических лечебниц, тюрем и бесчисленного множества прочих учреждений и служб, содержащихся на государственные средства. Это лишь негативная сторона проблемы. С позитивной ее стороной мы сталкиваемся там, где большие количества государственных денежных средств затрачены или тратятся на то, что принято называть «инфраструктурой», в результате чего частные предприятия получают значительные выгоды бесплатно.

Это хорошо известно каждому, кто когда-либо занимался основанием предприятия или ведением его дел в бедном обществе, где «инфраструктура» недостаточно развита или совсем отсутствует. Такой предприниматель не может надеяться на дешевый транспорт и другие общественные услуги; он может столкнуться с необходимостью за свой счет обеспечивать то, что в обществе с высоко развитой инфраструктурой он имел бы даром или за небольшую плату. Он не может рассчитывать на то, чтобы найти квалифицированных людей: ему приходится обучать их самому; и т.д.

В любом обществе, богатом или бедном, все образовательные, медицинские и исследовательские учреждения даруют частному предпринимательству бесчисленные выгоды — выгоды, за которые частное предпринимательство платит не напрямую, как в большинстве случаев, а косвенно — посредством налогов. Налогам же, как упоминалось выше, противятся, на них негодуют, против них устраивают кампании и, зачастую, их успешно избегают. То, что органы власти вынуждены получать плату за выгоды, которые частное предпринимательство имеет с «инфраструктуры», не напрямую, в качестве доли от прибылей предприятий, а лишь после того, как прибыль была присвоена частными лицами — это в высшей степени нелогичная, ведущая к бесконечным усложнениям и мистификациям практика.

Частное предпринимательство уверено, что его прибыли зарабатываются собственными силами, и что органы власти отбирают значительную часть этих прибылей с налогами. Строго говоря, это мнение не соответствует истине. Истина в том, чтоорганы власти, коль скоро они платят за инфраструктуру, берут на себя немалую часть издержек частного предпринимательства, и таким образом прибыли частного предпринимательства намного превосходят его достижения.

Истинная ситуация не будет иметь никаких практических следствий, если только признание значения социальных расходов для прибыльности частного предпринимательства не отразится на структуре собственности на средства производства. Поэтому далее мы приведем пример того, как можно (или можно было бы) изменить структуру частной собственности таким образом, чтобы она удовлетворяла двум сделанным выше критическим замечаниям. Пример относится к фирме средних размеров, которая в настоящее время функционирует на основе реформированных отношений собственности.

Содружество Scott Bader

Эрнест Бадер открыл предприятие Scott Bader & Co. Ltd. в 1920 году в возрасте 30 лет. Спустя 31 год, после многих испытаний и бед в период войны, у него был процветающий бизнес средних масштабов, в котором были задействованы 161 человек, ежегодный товарооборот которого равнялся примерно 625 000 фунтам, а чистая прибыль превышала 72 000 фунтов. Начав фактически с нуля, он и его семья достигли процветания. Его фирма прочно зарекомендовала себя ведущим производителем полиэфирных смол, а также и других сложных продуктов, таких как алкидные лаки, полимеры и пластификаторы. Молодым человеком он испытал глубокое недовольство перспективами, которые обещала жизнь наемного работника: его возмущали сами идеи «рынка труда» и «системы оплаты труда», а главное, он считал, что капитал использует людей, а не люди — капитал. Впоследствии, оказавшись в положении нанимателя, он никогда не забывал, что его успех и процветание — это не только его собственная заслуга, но и заслуга всех его компаньонов и, бесспорно, того общества, в котором ему выпало счастье заниматься своим делом.

В своей фирме он решил произвести «революционные перемены, основанные на философии, стремящейся приспособить промышленность для человеческих нужд».

Проблема была двоякая:

1. создать в фирме максимальную атмосферу свободы, счастья и человеческого достоинства, не утрачивая при этом доходности;
2. сделать это способами и средствами, которые были бы приемлемыми для частного сектора промышленности в целом.

Бадер сразу же понял, что никакие решительные перемены невозможны без двух вещей: во-первых, преобразования отношений собственности — просто делить прибыль, как он делал это с самого начала, было недостаточно, и, во-вторых, добровольного принятия правил, требующих известного самоограничения. Чтобы добиться первого, он учредил Содружество Scott Bader, которому он передал (в два этапа: 90% в 1951-м и оставшиеся 10% в 1963 году) права собственности на свою фирму Scott Bader & Co. Ltd. Чтобы осуществить второе, он договорился со своими новыми партнерами, то есть с членами Содружества, его бывшими наемными работниками, принять свод законов, который будет не только устанавливать распределение «группы полномочий», подразумеваемого частной собственностью, но также накладывать следующие ограничения на свободу действий фирмы.

• Во-первых, фирма останется предприятием ограниченного размера — такого, чтобы каждый сотрудник мог охватить ее своим умом и воображением. Ее персонал не перерастет отметку 350 человек или около того. Если обстоятельства потребуют дальнейшего роста, ответом будет учреждение новых, полностью независимых единиц по образцу Scott Bader & Co. Ltd.
• Во-вторых, независимо от возраста, пола, опыта сотрудников организации и выполняемых ими функций, зарплата самого высокооплачиваемого из них (без учета налогов) не будет превышать зарплату самого низкооплачиваемого более чем в 7 раз.
• В-третьих, поскольку члены Содружества — партнеры, а не наемные работники, ни один из них не может быть уволен другими ни на каких основаниях, кроме факта его злостных нарушений. Конечно, каждый может уйти добровольно в любой момент, сделав соответствующее извещение.
• В-четвертых, совет директоров фирмы Scott Bader & Co. Ltd. будет полностью подотчетен Содружеству. По правилам, изложенным в своде законов, Содружество имеет право и обязанность утверждать или отклонять назначение директоров, а также договариваться об уровне их зарплаты.
• В-пятых, Содружество будет присваивать не более 40% чистой прибыли Scott Bader & Со Ltd., а минимум 60% будет удерживаться для налоговых выплат и для обеспечения самофинансирования фирмы. Что касается присвоенной прибыли, половину ее Содружество будет направлять на выплату бонусов тем, кто работает в действующей компании, а другую половину — за пределы организации, на благотворительные цели.
• Наконец, ни один из товаров Scott Bader & Co. Ltd. не будет продаваться потребителям для использования в военных целях.

Когда, г-н Эрнест Бадер и его коллеги сделали эти революционные изменения, многие предсказывали, что фирма, действующая на основе коллективизированной собственности и искусственных самоограничений, ни за что не выживет. На самом же деле успехи фирмы следовали один за другим, хотя, конечно, она ни в коем случае не избежала трудностей, даже кризисов и периодов регресса. При той высокой конкуренции, которая царит в сфере, где действует фирма, за период с 1951 по 1975 год она увеличила свои продажи с 625 000 до 5 миллионов фунтов. Чистые прибыли выросли с 72 000 до приблизительно 300 000 фунтов в год, общий штат вырос с 161 до 379 человек. За 20-летний период персоналу были выплачены бонусы на сумму более 150 000 фунтов, и такая же сумма была пожертвована на внешние благотворительные цели — было учреждено несколько новых маленьких фирм.

При желании можно сказать, что коммерческий успех Scott Bader & Co. Ltd. стал, вероятно, следствием «исключительных обстоятельств». Более того, существуют частно-предпринимательские фирмы привычного образца, которые достигли таких же или даже больших успехов. Но не в этом суть. Истинное ее достоинство состоит в том, что она позволяет достичь целей, лежащих за пределами коммерческих критериев, а именно человеческих целей, которые в обыкновенной коммерческой практике, как правило, считаются второстепенными или вообще игнорируются. Другими словами, «система» Бадера преодолевает редукционизм системы частной собственности и ставит промышленную организацию на службу человеку, вместо того чтобы позволять ей использовать человека как простое средство обогащения собственников капитала.

Хотя у нас нет намерения вдаваться в подробности эволюции идей и методов в области управления будет полезно обобщить этот опыт, сформулировав на его основе несколько общих принципов.

• Во-первых, переход прав собственности от лица или семьи (в данном случае семьи Бадера) к коллективу, Содружеству, столь фундаментально меняет экзистенциальный характер «собственности», что лучше мыслить такой переход, как отмирание частной собственности, чем как учреждение коллективной. Взаимосвязь определенной совокупности материальных активов с одним или очень немногими лицами полностью отличается от взаимосвязи тех же самых активов с Содружеством, включающим большое количество лиц. Не удивительно, что радикальное изменение количества собственников влечет за собой глубинное качественное изменение значения собственности. Особенно сильно это изменение там, где, как в случае Scott Bader, права собственности передаются коллективу, Содружеству, а никаких индивидуальных прав собственности для отдельных членов Содружества не вводится. В случае со Scott Bader юридически корректно говорить, что действующая компания, Scott Bader & Co. Ltd., — собственность Содружества, но высказывание, что члены Содружества как индивиды имеют в нем какую-либо собственность, ложно как юридически, так и экзистенциально. Истина в том, что права собственности были заменены специфическими правами и обязанностями при управлении активами.
• Во-вторых, хотя никто и не приобрел никакого имущества, тем не менее своего имущества г-н Бадер и его семья себя лишили. Они добровольно отказались от возможности стать непомерно богатыми. В конце концов не нужно верить во всеобщее равенство (что бы под этим ни понималось), чтобы понять, что в наши дни наличие непомерно богатых людей — огромная беда для любого общества. Богатые, даже если они не «праздные богачи», даже если они трудятся усерднее, чем кто-либо, трудятся иначе, используют другие стандарты и отдаляются от простых людей. Они развращают себя алчностью и развращают остальное общество, вызывая зависть.
• В-третьих, хотя эксперимент со Scott Bader и показал, что принципиально важно преобразовать отношения собственности — без этого все остальные меры остаются притворством — он также дал понять, что преобразование отношений собственности, — это лишь необходимое, но не достаточное условие для достижения высоких целей. Тем самым было признано, что задачи деловой организации в обществе не сводятся попросту к извлечению и максимизации прибыли, росту и достижению могущества.

Содружество признало четыре в равной степени важные задачи.

1. Экономическая задача: обеспечить себе заказы, выполнение которых можно спланировать и осуществить таким образом, чтобы получить прибыль.
2. Техническая задача: чтобы не лишиться прибыльных заказов, нужно поставлять заказчикам товары, отвечающие новейшим стандартам.
3. Социальная задача: дать членам компании возможность, работая совместно, развиваться и получать удовольствие.
4. Политическая задача: воодушевить других мужчин и женщин на перемены в обществе, став для них примером экономического здоровья и социальной ответственности.

• В-четвертых, самая амбициозная и одновременно самая трудная из этих задач — это социальная. За годы своего существования Содружество прошло несколько этапов формирования свода законов, и, наконец, создало набор «органов», которые позволят ему совершить подвиг из разряда решения квадратуры круга, а именно совместить настоящую демократию с эффективным управлением.

Эволюция организации Scott Bader была и остается процессом обучения. В организации Scott Bader у каждого есть возможность подняться на более высокий человеческий уровень — не путем частного и индивидуалистического преследования целей по самоопределению (этим можно заниматься в любой обстановке), но радостно и добровольно подстраиваясь под цели самой организации. Этому нужно учиться, а процесс обучения требует времени. Большинство, хотя и не абсолютное, людей, присоединившихся к Scott Bader, использовали эту возможность.

Наконец, можно сказать, что порядки, при которых половина присваиваемых прибылей должна направляться вовне, на благотворительные цели, не только содействовали многим добрым делам, которыми в капиталистическом обществе зачастую пренебрегают (работе с молодежью, со стариками, инвалидами и пр.), но и послужили тому, что у членов Содружества появились сознательность и понимание проблем общества, какие редко можно встретить в деловых организациях привычного типа. В связи с этим стоит также упомянуть, что были предприняты меры предосторожности, насколько это возможно, гарантирующие, что Содружество не станет организацией, где индивидуальный эгоизм превратился в групповой эгоизм. Был учрежден Совет попечителей (что-то вроде короля при конституционной монархии), решающую роль в котором играют лица, не состоящие в организации Scott Bader. Попечители — это попечители свода законов, не имеющие власти вмешиваться в управление. Но они уполномочены и призваны быть третейским судьей в том случае, если между демократическими и функциональными органами организации возникнет серьезный конфликт по фундаментальным вопросам.

Как упомянуто выше, г-н Эрнест Бадер решил произвести в своей фирме «революционные перемены», но «сделать это способами и средствами, которые были бы приемлемыми для частного сектора промышленности в целом». Его революция вышла бескровной: никто не оказался в беде, даже сам г-н Бадер и его семья; повсюду бастуют, но сотрудники Scott Bader могут с гордостью сказать, что только не у них. Хотя в организации все знают о пропасти между целями Содружества и его текущими достижениями, ни один честный сторонний наблюдатель не смог бы не согласиться со следующим утверждением Эрнеста Бадера:

«Опыт, приобретенный нами за те долгие годы, что мы старательно привносили в наш бизнес христианский образ жизни, чрезвычайно нас воодушевил; он оказал благотворное влияние как на наши отношения друг с другом, так и на количество и качество нашей продукции. Теперь мы хотим продолжить и довести до конца все то, чего достигли к данному моменту, сделав твердый вклад в создание лучшего общества».

Представители различных наук пытаются объяснить феномен коррупции. Экономисты внесли заметный вклад в изучение сущности этого явления. При этом между различными экономическими школами идет полемика по поводу механизма коррупции, мотивов ее участников, последствий для общества, целесообразности и пределов борьбы с нею. Представим основные современные подходы к изучению коррупции, изложив взгляды экономистов неоклассического и институционального направлений.

1. Неоклассический подход: коррупционные отношения как выбор рациональных агентов

Экономический анализ коррупции начал активно развиваться в 1970-е гг., когда методологическое лидерство захватила неоклассическая доктрина, основанная на принципах индивидуализма и утилитаризма. Исследования коррупции в работах экономистов-неоклассиков встраивают это явление в общую логику либеральной методологии: субъекты пытаются найти оптимальный способ реализации своих интересов в условиях ограниченности ресурсов (Р. Вишни, С. Роуз-Аккерман, В. Танзи, А. Шляйфер и др.). В таком случае поведение политика, чиновника, бизнесмена не имеет сущностных отличий: все они пытаются использовать имеющиеся ресурсные ограничения с наибольшей выгодой для себя; только одни оперируют капиталом политическим, другие — административным, третьи — экономическим. При этом цели участников коррупционных сделок не ограничиваются одними лишь материальными выгодами. В круг притязаний участников коррупционных отношений входят переизбрание на выборах, сохранение должности в административной иерархии, новые деловые возможности. Бюрократы высокого уровня строят поведение с учетом влияния взятки на представляемую ими организацию, ее реноме и уровень активности.

Для объяснения причин и сущности коррупционных отношений экономисты обычно используют модель «поручитель (принципал) — исполнитель (агент) — опекаемый (клиент)».

В этой модели центральное правительство действует как принципал: оно устанавливает правила и назначает агентам, чиновникам среднего и низшего звена, конкретные задачи. Чиновники выступают при этом как посредники между центральным правительством и клиентами, отдельными гражданами или фирмами. Это значит, что чиновник (агент) реализует волю властного субъекта (принципала), взаимодействуя с частным лицом или фирмой (клиентом). Принципал задает рамочные условия, опираясь на которые агент осуществляет оперативное управление. Например, в рамках налоговой службы принципалом выступает государство в лице руководителя налоговой службы, агенты — это сборщики налогов, а в качестве клиентов выступают все налогоплательщики.

Интересы агента и принципала не тождественны. Коррупция — это процесс, когда агент за соответствующее вознаграждение действует в интересах клиента, оставаясь в рамках отведенных принципалом управленческих возможностей. Например, работник налоговой службы, проверяя деятельность фирмы, может за взятку «не заметить», что эта фирма уклоняется от уплаты налогов в полном объеме.

Принципал не способен поставить заслон коррупции по трем причинам:

1. Сложные решения не подлежат стандартизации, следовательно, нет критериев их оценивания. К тому же коррумпированные агенты часто поддерживают программы, исходные элементы которых не представлены на конкурентном рынке.
2. Эффективность контроля ограничивается информационной асимметрией (агент всегда владеет большей информацией, чем принципал);
3. Коррупция агента отнюдь не обязательно означает блокирование целей принципала, они могут реализовываться одновременно. Более того, дорожа местом, приносящим коррупционный доход, агент может оперативно и эффективно выполнять все распоряжения принципала.

Клиент может выходить и непосредственно на контакт с принципалом, минуя агента, что порождает деление коррупции на политическую (на стадии принятия законов) и административную (на стадии их применения). Например, крупная фирма, желая уйти от налогов, может не подкупать чиновников налоговой службы, а «оказать услугу» губернатору области (например, сделать крупный взнос в фонд его избирательной кампании), чтобы тот пролоббировал закон о налоговых льготах.

Таким образом, коррупция рассматривается неоклассиками как своеобразный теневой налог на частный сектор, который собирают политики и чиновничество в силу монополии на принятие важных для бизнеса решений («приватизация государства»).

Модель «принципал — агент — клиент» ясно показывает, что основная проблема борьбы с коррупцией в бюрократической среде состоит не в отсутствии политической воли и не в мягкости законов, а в принципиальной неустранимости ее базового условия. Речь идет о свободе чиновников варьировать свое решение по собственному усмотрению. Там, где такого права нет (например, выдача паспорта в возрасте 14 лет при соблюдении формальных требований), нет и коррупции. Но специфика управления в том и состоит, что без возможности «действовать по обстоятельствам» на каждом уровне административной иерархии бюрократическая машина довольно быстро исчерпает свои управленческие возможности. Формальный алгоритм принятия управленческих решений годится только в типовых ситуациях. (Скажем, выбор победителя тендера явно не относится к их числу. Справедливо считается, что «на местах виднее». И местные власти этим пользуются.)

Если задаться целью формализовать любые действия чиновника, то коррупция если и не исчезнет, то заметно сократится. Но при этом возрастет неадекватность управления, не говоря уже о высоких затратах на контролирующий аппарат. Общество заплатит за борьбу с коррупцией слишком большую цену. Поэтому задача государства состоит не в уничтожении коррупции (что невозможно), а в ограничении ее на оптимальном для общества уровне. Целью правоохранительной деятельности должно быть не «искоренение» коррупции, а сдерживание ее на оптимальном, с точки зрения общества, уровне. Сам этот криминальный оптимум достаточно подвижен и зависит как от эффективности использования правоохранительными органами отпущенных им ресурсов, так и от «эффективности» деятельности преступников.

Модель оптимизации борьбы с преступностью описывает противодействие коррупции на макроуровне. Есть и микроэкономический подход к экономическому моделированию коррупции и борьбы с нею. Он основан на разработанной американским экономистом Г. Беккером экономической теории преступности, которая построена на сравнении ожидаемой выгоды и возможных издержек от правонарушения.

Коррупция (как и любой другой вид преступной деятельности) — это высокорискованная деятельность, поскольку тот, кто дает или берет взятку, рискует быть пойманным и осужденным. Если попытаться изобразить в виде формулы зависимость чистого дохода правонарушителя от различных факторов, то она будет выглядеть так:

R = (1 -p) S + p (S-D) = S-p D,

где R — доход правонарушителя; р — вероятность, что нарушитель закона будет пойман и наказан; S — величина выгоды от дачи/ приема взятки; D — величина потерь участника коррупционных отношений, которые он понесет в результате наказания.

На основе этой формулы можно утверждать, что двумя опорами борьбы с коррупцией в бюрократической среде являются:

1. побуждения служить честно и
2. санкции за коррупционное поведение.

Санкции оцениваются как сумма ожидаемых прямых потерь (штраф, конфискация имущества) и косвенных издержек (упущенные выгоды, связанные с арестом и потерей работы). Помимо размера санкций, учитывается вероятность быть пойманным. То есть коррупционное поведение лишь отчасти ограничивается системой наказаний. Не менее важную роль играет поощрение некоррумпированного поведения, увеличивающее косвенные издержки преступления ввиду потери легальных доходов, общественного уважения, привилегий представителей власти.

Оценка риска зависит от положения чиновника и доступной ему информации. Рост раскрываемости коррупционных действий повышает субъективную оценку риска. При этом зависимость наказания от размера взятки снижает размер взяток, но повышает их число. Наоборот, высокая вероятность быть пойманным сокращает объем коррупционных услуг, но повышает единовременный размер взятки.

При всем разнообразии неоклассических моделей коррупции есть объединяющее их начало. В них фактически игнорируется социальная укорененность экономических субъектов, понимаемая как включенность индивида в социальную среду. Мораль, общественное давление хотя и упоминаются, но практически не принимаются в расчет. Против этого решительно восстают экономисты-институционалисты.

2. Институциональный подход: коррупция как взаимодействие социально укорененных субъектов

Основной посыл работ институционалистов, изучающих коррупцию,— попытка посмотреть на коррупцию глазами ее участников, не сводимых к модели рациональных распределителей ограниченных ресурсов. Эти работы объединяет критическое восприятие внеисторических и внекультурных моделей коррупции.

Действительно, экономическая история знает массу примеров, когда социальные нормы сдерживали коррупцию, обусловленную экономической целесообразностью, или, наоборот, придавали ей трудно объяснимый размах. Этнокультурная специфика, конфессиональные особенности, семейный уклад, сетевые контакты, корпоративная культура, профессиональная этика, идеология, обычаи и прочие «социальные оболочки» индивида выступают ограничителями его поведения, существенно трансформируя его представление о должном и правильном.

Например, уровень коррупции существенно различался в союзных республиках СССР, что было связано с различиями национальных культур. В весьма схожих по уровню экономического развития Чили и Мексике разительно отличается масштаб коррупции (Чили «чище»). А страны с конфуцианской культурой (Сингапур, Япония) уступают по размаху коррупции исламским (Пакистан, Турция) и индо-буддийским (Индия, Индонезия) странам того же региона, исторически не воспринявшим конфуцианство как кодекс чести честного и мудрого чиновника.

Значение социума прослеживается и в том, что юридическое определение коррупции может не совпадать с границей морально осуждаемого поведения. Люди способны осудить действия, в которых закон не найдет состава преступления, и, наоборот, оправдать поступки, трактуемые законом как коррупция. Социальные нормы крайне инерционны, тогда как закон меняется по мере надобности элит. Власть способна, меняя законы, создать пространство своего легально допустимого обогащения, но бессильна сделать эти законы легитимными. По этой причине общественное мнение обычно преувеличивает масштабы коррупции, а властная элита склонна их преуменьшать.

Что касается выгоды коррупционера, то она не ограничивается суммой «делового предложения», а включает восприятие взятки как элемента групповой этики определенной группы, рождая чувство сопричастности и групповой включенности. Коррупция может возникать не как вариант корыстного подкупа, а как акт демонстративной лояльности чиновников по отношению к родственникам, политическим партиям, бывшим сослуживцам и пр.

Субъективное восприятие риска снижается, если чиновник делится взяткой с начальством. Создается сеть участников коррупционной сделки; и чем она многочисленнее, тем меньше чувство вины и риск испортить репутацию в случае разоблачения. Сетевой подход опровергает методологию индивидуальной рациональности — несмотря на то что решение о взятке принимает индивид, он учитывает не только баланс личных выгод и издержек этого шага, но и нормы поведения в сетевых структурах. Социальные сети обладают потенциалом взаимопомощи и солидарности, права и обязательства сетевого членства могут быть важнее, чем утилитаристский интерес индивида и его обязательства перед организацией.

Таким образом, можно утверждать, что в России существует институциональная коррупция — такая система организации государственного управления, когда принятие решений, как правило, связано не только со служебными обязанностями чиновника/политика, но и с его личными интересами (включая положение чиновника/политика в социальных сетях).

3. Влияние коррупции на развитие общества

Современная актуальность темы коррупции связана с разнообразием ее последствий. Помимо прямого влияния на экономические процессы, коррупция имеет выход в социально-политическое пространство. По поводу того, в чем именно состоит это влияние, есть разные точки зрения.

Негативное влияние коррупции. Шведский экономист Г. Мюрдаль, основоположник экономических исследований коррупции, обобщая опыт модернизации стран «третьего мира», заклеймил в 1960-е гг. коррупцию как одно из главных препятствий экономическому развитию.

Эту позицию разделяют многие современные исследователи, ставящие в вину коррупции следующие негативные экономические последствия:

• средства, аккумулируемые с помощью взяток, часто уходят из активного экономического оборота и оседают в форме недвижимости, сокровищ, сбережений (причем в иностранных банках);
• предприниматели вынуждены расходовать время на диалог с нарочито придирчивыми чиновниками, даже если удается избежать взяток;
• поддерживаются неэффективные проекты, финансируются раздутые сметы, выбираются неэффективные подрядчики;
• коррупция стимулирует создание чрезмерного числа инструкций, чтобы затем за дополнительную плату «помогать» их соблюдать;
• из государственной службы уходят квалифицированные кадры, морально не приемлющие систему взяток;
• возникают препятствия для реализации макроэкономической политики государства, поскольку коррумпированные низшие и средние звенья системы управления искажают передаваемую правительству информацию и подчиняют реализацию намеченных целей собственным интересам;
• коррупция деформирует структуру государственных расходов, так как коррумпированные политики и чиновники склонны направлять государственные ресурсы в такие сферы деятельности, где невозможен строгий контроль и где выше возможность вымогать взятки;
• увеличиваются затраты для предпринимателей (в особенности для мелких фирм, более беззащитных перед вымогателями);
• взятки превращаются в своего рода дополнительное налогообложение.

В результате коррупция и бюрократическая волокита при оформлении деловых документов тормозят инвестиции (особенно зарубежные). Так, разработанная в 1990-е гг. американским экономистом Паоло Мауро модель позволила ему сделать предположительный вывод, что рост «эффективности бюрократии» (индекс, близкий к рассчитываемому Transparency International индексу восприятия коррупции) на 2,4 балла снижает темп экономического роста страны примерно на 0,5%.

Негативное влияние коррупции на социально-политические процессы прослеживается в следующем:

• усиливается социальная несправедливость в виде нечестной конкуренции фирм и неоправданного перераспределения доходов граждан. Ведь дать более крупную взятку может неэффективная фирма или даже преступная организация. В результате растут доходы взяткодателей и взяткополучателей при снижении доходов законопослушных граждан;
• коррупция в системе сбора налогов позволяет богатым уклоняться от них и перекладывает налоговое бремя на плечи более бедных граждан;
• коррупция в высших эшелонах власти, становясь достоянием гласности, подрывает доверие к ним и, вследствие этого, ставит под сомнение их легитимность;
• коррумпированный управленческий персонал психологически не готов поступаться своими личными интересами ради развития общества;
• коррупция дискредитирует правосудие, поскольку правым оказывается тот, у кого больше денег и меньше самозапретов;
• коррупция создает угрозу демократии, поскольку лишает население нравственных стимулов к участию в выборах;
• лозунг борьбы с коррупцией способен легитимировать поворот к диктатуре и отказу от рыночных реформ;
• коррупция в аппаратах, отвечающих за правоприменение (армия, полиция, суды), позволяет организованной преступности расширять свою «грабительскую» деятельность в частном секторе и даже создавать симбиоз организованной преступности и этих организаций;
• коррумпированные режимы никогда не пользуются «любовью» граждан, а потому они политически неустойчивы. Репутация советской номенклатуры как коррумпированного сообщества в значительной степени легитимировала падение советского строя. Поскольку, однако, в постсоветской России советский уровень коррупции был многократно превзойден, это стало одним из факторов низкого авторитета правительства Б.Н. Ельцина в глазах большинства россиян.

Позитивная функция коррупции. Участниками дискуссий о коррупции выдвигалось мнение, что коррупция имеет не только негативные, но и позитивные последствия. Одним из первых на это указал в начале XX в. знаменитый немецкий социолог Макс Вебер. Отказавшись от ранее распространенной традиции морализаторства, он показал место коррупции в процессе формирования рациональной бюрократии как исторически преходящей формы управления. Тем самым была заложена основа функционального подхода, рассматривающего коррупцию как механизм снятия напряжения между нарождающимися и устаревшими нормами.

Современные экономисты, сторонники институционального подхода, часто склоняются к частичному оправданию коррупции с функциональной точки зрения — как возможности перераспределить ресурсы старой элиты в пользу новой, избегая прямого столкновения между ними. Коррупция рассматривается ими как рациональная альтернатива вооруженной борьбе за власть. Коррупция тем масштабнее, чем кардинальнее смена общественного курса, чем отчетливее расхождение норм и намерений уходящего и нарождающегося порядков. На примере сначала развивающихся, а потом и развитых стран был показан позитивный вклад коррупции в пластичность и бесконфликтную трансформацию институтов.

Благодаря такому подходу коррупция предстала не как вариант отклоняющегося поведения, а как расхождение ранее сформированных норм и вызванных новыми условиями моделей поведения.

У коррупции находят и другие «добродетели»:

• опосредование диалога живых людей и безликого государства;
• придание диалогу должностных позиций формы персонифицированных отношений;
• стимулирование предпринимательства за счет снятия ряда бюрократических запретов;
• ускорение работы административной машины;
• снижение неопределенности цены ресурсов, распределяемых государством, ввиду предсказуемости взятки;
• выявление реального соотношения спроса и предложения на государственные товары и услуги для последующей корректировки цен.

Впрочем, воздействие коррупции на экономический рост зависит от ее масштабности. Малый размер коррупции, видимо, допустим и даже благотворен, но ее распространенность выше определенного предела блокирует экономическое развитие.

Согласно логике функционалистов, коррупция отмирает сама собой по мере ослабления противостояния двух нормативных систем, когда новые правила вытесняют старые и одна элита сменяет другую. Но этот вывод не подтверждается фактами развития России в 1990-2000-е гг.

Во многих развивающихся странах коррупция не уменьшилась после завершения модернизационного рывка. В постсоветской России с окончанием периода бурных социально-политических и экономических перемен также не произошло исчезновения или кардинального уменьшения коррупции. Появились сомнения в правомочности идеи об отмирании коррупции по мере исчерпания ее фукциональности, понимаемой как способность примирять конкурирующие нормативные системы в переходные периоды.

В 1948 году в журнале «American Economic Review» была напечатана статья «Существуют ли законы производства?». Автор Douglas P. H., известный тем, что совместно с Cobb C. W., предложил использовать в качестве производственной функции функцию типа P = bL^kC^1-k, где P – выпущенный продукт, L – труд, C – капитал, b и k – некие константы, представил результат своих многолетних исследований экономик целого ряда стран.

Главной целью являлось установление значений коэффициентов k и 1-k. Оказалось, что значение k очень близко к 2/3, а 1-k, соответственно, к 1/3. Функции типа Кобба-Дугласа интересны тем, что показатели степени отражают долю фактора производства в выпущенном продукте, следовательно, доля труда в экономиках исследуемых стран составляла 2/3, а доля капитала - 1/3. При увеличении капитала на 1% продукт возрастает на 1/3%, а при увеличении количества нанятых работников на 1% производство увеличивается на 2/3%. Для сбалансированного и оптимального расширения выпуска продукции необходимо увеличивать количество капитала и труда в соотношении 1 к 2. В таком случае производство будет максимально эффективным, и никакой падающей отдачи наблюдаться не будет: при увеличении затрат на 1% выпуск будет увеличиваться на 1%. Подобные выводы кажутся очень интересными, и, как заметил Douglas P. H., простым совпадением их объяснить невозможно. Трудно представить, что в таких разных странах, как США, Новая Зеландия, Австралия и Южная Африка, затраты производителей на капитал и труд совершенно случайно распределяются в соотношении 1 к 2.

Безусловно, это соотношение должно объясняться некой важной зависимостью, или, в общем случае, неким законом производства. Но в чем он состоит и какова его суть? Почему, затратив на приобретение дополнительного капитала некую сумму денег, производитель должен затратить ровно в два раза больше средств на наем дополнительного труда? Какой механизм вынуждает его это делать? Ответы на эти вопросы так и не были получены. Обратим внимание еще на один, хорошо известный в настоящее время, факт, который заключается в странном постоянстве доли потребления в ВВП. И эта доля составляет 2/3. Случайностью это считать будет совсем неразумно. Очевидно, что если 2/3 ВВП составляет выпуск потребительских товаров, то, оставшаяся 1/3 ВВП – это производство капитальных благ, что подтверждает выводы Дугласа. Попробуем разобраться со всем этим и получить какое-нибудь правдоподобное объяснение указанным фактам.

I. Результаты Пола Х. Дугласа.

В конце 20-х годов прошлого века, используя данные по американской обрабатывающей промышленности за период с 1899 по 1922 г., Пол Х. Дуглас попытался определить методом наименьших квадратов величину показателя степени труда k. Она оказалась равной 0,75, а показатель степени капитала 1-k, естественно, был равен 0,25. Было установлено, что расхождения между теоретической величиной продукта, которая определялась с помощью производственной функции, и реальной величиной были невелики. Наиболее значительные отклонения наблюдались в годы депрессий и максимальной хозяйственной активности. Это легко объяснялось несовершенной природой индексов труда и капитала. Индексы измеряли количества факторов производства, а не степень их относительного использования. Очевидно, что в годы депрессий загруженность оборудования была невысокой, а занятость частичной. В годы процветаний оборудование использовалось чрезвычайно интенсивно, а рабочая сила привлекалась для сверхурочных работ. Так, что подобные расхождения, скорее, являлись дополнительным подтверждением общей значимости формулы для нормальных периодов. Дополнительное подтверждение было получено из анализа доходов, выполненного Национальным бюро экономических исследований. Было установлено, что доля труда в чистой ценности продукта обрабатывающей промышленности за десятилетие 1909-1918 гг. составила 74,1%, т. е. почти точно соответствовала величине показателя степени для труда.

Вдохновленный подобным результатом, к анализу временных рядов очень скоро подключился Кобб. Он рассчитал индексы труда, капитала и продукта в обрабатывающей промышленности Массачусетса за период с 1890 по 1926 г. и нашел, что величина k равна 0,743. Аналогичное исследование, проведенное в Чикаго А. Директором для обрабатывающей промышленности Нового Южного Уэльса за период с 1901 по 1927 г. дало величину k 0,65. В 1937 году Дуглас совместно с Мапджори Хандсейкером проанализировал данные для обрабатывающей промышленности Виктории за период 1907-1927 гг., и установили, что значение k равно 0,71. После 1937 года в связи с критикой, высказанной рядом исследователей, было решено проводить независимое определение степеней для капитала и труда.

Действительно, равенство суммы степеней единице означает постоянную отдачу от вложенных в производство факторов, а это еще требовалось доказать. Если сумма степеней окажется больше или меньше единицы, то это покажет быстрее или медленнее растет производство, чем скорость вовлечения в экономику дополнительных факторов производства. Забегая вперед, отметим, что этот подход мало что изменил: сумма степеней во всех последующих исследованиях была равна или близка к единице. После войны были выполнены исследования для американской обрабатывающей промышленности за следующие годы: 1889, 1899, 1904, 1909, 1914 и 1919, для Канады за 1923, 1927, 1935 и 1937, три исследования для Виктории за 1910-1911, 1923-1924, 1927-1928, одно исследование для Нового Южного Уэльса за 1933-1934, пять исследований для Австралии за 1912, 1922-1923, 1926-1927, 1934-1935, 1937-1938. Студенты Дугласа дополнили исследования данными для Квинсленда за 1937-1938 гг. и Новой Зеландии за 1926-1927 гг. Кроме того, был проведен структурный анализ для Южной Африки. В результате получили следующие показатели степеней (так, как степень капитала определялся независимо, он был обозначен, как j). Для американской обрабатывающей промышленности значение k находилось в диапазоне 0,51-0,81, а j – 0,15-0,43. Среднее значение k составило 0,63,а j – 0,34. Для штата Виктория значение степеней составило 0,84 и 0,23, для Нового Южного Уэльса – 0,78 и 0,20, для Австралии k находился в диапазоне 0,49-0,64, а j – 0,34-0,49. Средние значения степеней для всех исследований Содружества и Штатов оказались равны 0,60 и 0,37. Для Южной Африки за 1937-1938 гг. k равнялся 0,66, а j – 0,32. Данные для Канады и Новой Зеландии несколько отличались: значение степени труда было ниже, а степень показателя капитала выше.

Какие выводы позволяют сделать представленные результаты? Наблюдается удивительное постоянство доли труда и капитала в течении длительных периодов в каждой из рассматриваемых стран, но абсолютные значения изучаемых показателей несколько отличаются. Безусловно, это может быть связано с особенностями учета и сбора статистических данных в различных странах. Возможно, это отражает различия и особенности развития экономик этих стран. Но идея представляется чрезвычайно интересной. Существуют или нет законы производства? Попробуем ответить на этот вопрос. Но для начала необходимо остановиться и обсудить природу сбережений и инвестиций, так как именно они отвечают за создание и появление дополнительного капитала. А соотношение между потреблением и сбережениями определяют долю труда и капитала в конечном продукте.

II. Трудовая теория стоимости.

Почему-то очень многими при обсуждении теорий стоимости упускается из виду одно очень важное обстоятельство. Если предположить, что в стоимость конечного продукта, кроме оплаты труда, входит оплата использования капитала и некая прибыль собственника производства, то каким образом оказывается, что конечная продукция куплена. Очевидно, что общая зарплата работников заведомо ниже, чем стоимость конечных товаров и услуг. Кто и за какие деньги все это приобретает? Даже если учесть, что капитал представляет собой оплаченный труд рабочих, занятых в производстве капитальных благ, зарплаты явно недостаточно для покупки всех произведенных товаров. Зарплата ниже стоимости товаров на величину прибыли.

Но прибыли существуют, мы их, несомненно, видим в реальной экономической жизни. Прибыль, как правило, направляется на приобретение дополнительных капитальных ресурсов, а, значит, идет на оплату труда в секторе производства капитала. Но это не спасает ситуацию: предприятия капитального сектора тоже получают прибыль. Значит, величина всех зарплат оказывается ниже общей стоимости конечных продуктов. Более того, как объяснить существование сбережений и инвестиций? Зарплат недостаточно даже для покупки продуктов. Откуда могут взяться сбережения?

Для начала, рассмотрим стационарную экономику простого воспроизводства. В такой экономике из года в год производится одно и то же количество товаров. Технологии неизменны и хорошо всем известны. Такая экономика находится на границе своих производственных возможностей. Все предприятия одинаково эффективно используют имеющиеся производственные ресурсы. Стоимость ресурсов целиком определяется их предельным продуктом. Экономический рост и прибыль в таких условиях невозможны. Такое состояние в реальной жизни мы именуем, как ни странно, экономическим кризисом. Экономический кризис – это состояние, при котором достигается максимальная производительность для данного уровня развития науки и технологий.

Это состояние идеального равновесия и совершенной конкуренции. Прибыль отдельного предприятия возможна только за счет убытка другого. Конкуренция носит характер непримиримой и ожесточенной борьбы и совершенно не важно, сколько игроков находится на рынке. Даже если экономика состоит из одного предприятия, собственник производства будет чувствовать себя отвратительно. Всю свою выручку он обязан будет направить на зарплату своим наемным работникам для того, чтобы они смогли купить его продукцию. В противном случае, стоимость произведенной продукции неизбежно упадет, и собственник предприятия получит за свой товар ровно столько, сколько направил на оплату труда.

Представим себе маленькую страну, в которой живут собственник предприятия (он же капиталист и эксплуататор) и десять рабочих. Предприятие выпускает продукты питания, которые потребляются рабочими. Собственник платит рабочим по 100 денежных единиц. После реализации продукции он неизменно имеет 1000 денежных единиц. Через некоторое время, такая благотворительность ему надоедает, и он решает стать эксплуататором. Теперь он платит каждому своему рабочему 90 денежных единиц. Однако, очень скоро все обнаруживают, что, на самом деле, не изменилось ровным счетом ничего. Рабочие как покупали всю продукцию, так и покупают, их реальные зарплаты не изменились. Номинальная зарплата снизилась, но снизились и цены на продукты питания. Собственник, сэкономив 100 единиц, после продажи своего товара получит теперь лишь 900 денежных единиц, и у него по-прежнему будет 1000. Конечно, обозленный таким положением дел, он может броситься скупать на свою сотню назло всем свой товар. Но, по большому счету, он ему не нужен, ему нужен капитал, который принесет ему дополнительный доход. Как его получить, не нанося ущерб себе? Ответ дадим несколько позже, а теперь еще раз обсудим полученные результаты.

Совершенно очевидно, что в закрытой экономической системе в каждый момент времени должно выполняться равенство:

pQ = wL (1)

где p – цена произведенного продукта, Q – количество продукта, w – стоимость труда (зарплата), L – количество работающих людей. В этом случае весь продукт будет выкуплен, а вся зарплата израсходована. С другой стороны, для отдельного предприятия производственная функция будет выглядеть, как:

pq = wl + rk (2)

где r – цена капитала, а k – количество капитала. Стоимость капитала представляет собой зарплаты работников, производящих капитальные блага и уравнение (1) для всей экономики будет выполняться. Но где же в таком случае прибыль, инвестиции и сбережения? А их в стационарной экономике нет и быть не может. В состоянии экономического кризиса, когда рост прекращается, прибыли, сбережения и инвестиции устремляются к нулю. Они возникают только тогда, когда появляется возможность увеличить производительность использования ресурсов, когда происходит внедрение в процесс производства инноваций, когда предприятия, закупая ресурсы по старым ценам, производят больше продукции, чем раньше. Предельный продукт ресурса превосходит установленную рыночную цену на ресурс. Разница между ними и приводит к появлению прибыли, сбережений и инвестиций. Они возникают только в условиях экономического роста, к обсуждению которых мы и преступим.

III. Откуда берется капитал?

Вернемся в нашу маленькую страну, где господствует единственный собственник и трудятся 10 рабочих. После безуспешных попыток получения прибыли путем сокращения зарплат, очень скоро, собственник находит для себя другую и единственную приемлемую возможность увеличения своего благосостояния. Для этого собственник должен превратиться из неудачливого эксплуататора в предпринимателя-инноватора. Внедряя новые технологические решения в производственный процесс, и совершенствуя управление, он добивается увеличения производительности труда. Теперь 9 человек способны производить столько же продукции, сколько раньше производили 10. Всем рабочим предприниматель продолжает платить по 100 единиц для того, чтобы его выручка не упала. Но одного рабочего он направляет на изготовление, допустим, более совершенной печи для выпечки хлеба. Поскольку стоимость одного рабочего составляет 100 единиц в месяц, то за этот срок он создаст дополнительный капитал стоимостью 100 единиц.

Этот капитал представляет собой материализованную прибыль предпринимателя. А стоимость труда рабочего, занятого в производстве капитальных благ, - это не что иное, как сбережения и инвестиции. Общество отказалось от немедленного увеличения потребления ради гораздо большего увеличения потребления в будущем. Производство потребительских товаров могло быть немедленно увеличено, если бы рабочий трудился на своем привычном месте, потому что производительность труда стала выше. Но производство дополнительного капитала представляется более выгодной альтернативой. После введения в строй новой печи собственник и общество получает двойную выгоду: производство увеличится и благодаря возвращению рабочего на свое привычное место, и благодаря запуску новой печи.

Общество отказывается от увеличения потребления сегодня, оно направляет сэкономленные трудовые ресурсы на создание дополнительного капитала, что позволит в будущем существенно увеличить потребление. Люди сберегают и инвестируют. В рассмотренном нами примере предприниматель мог не привлекать рабочего для создания капитала, а оставить его заниматься привычным делом – выпускать потребительские товары. В результате возросшей производительности труда товаров на рынке появится больше, и они станут дешевле. Поэтому рабочие временно могут оставить потребление товаров на неизменном уровне, и сохранить некоторое количество денег. Эти деньги они могут предложить предпринимателю в качестве кредита. Понимая, что при помощи кредита предприниматель оплатит труд по созданию капитала, который принесет прибыль, рабочие согласятся предоставить деньги под некий процент. Так или почти так в растущей экономике возникают сбережения, инвестиции, прибыль и процент, которые невозможны в стационарной экономике. Они возможны только в условиях экономического роста.

Безусловно, уравнение (1) выполняется и в растущей экономике, но надо понимать, что зарплата, выплаченная в определенный момент времени идет на покупку товаров, произведенных в прошлом периоде. В тоже время, она является оплатой за будущий труд. А если будущий труд становится более производительным, то, именно тогда, появляется возможность получения прибыли и создания капитала. Но, когда производство вырастет, то рабочие неизбежно получат полную стоимость своего труда. Есть здесь эксплуатация? Нет. Рост производительности труда, несомненно, заслуга того, кто координирует и управляет процессом производства. Дополнительный капитал – это награда предпринимателю за эффективное использование имеющихся ресурсов. Рабочие получают все сполна, они покупают на свои зарплаты весь потребительский продукт, их реальные зарплаты неуклонно повышаются. Где здесь эксплуатация и что предприниматель ворует у рабочего? Ничего. Он накапливает капитал, который приносит пользу всем: дополнительный капитал увеличивает производительность труда, вознаграждение за труд неизбежно, растет. Растет до таких размеров, чтобы полностью поглотить весь выпущенный потребительский продукт.

Потребительский продукт без остатка поглощается зарплатами. Да, безусловно, некоторый продукт поглощается предпринимателями и собственниками производства. Им тоже необходимо кушать и где-то жить. После этих слов многие злорадно усмехнутся: яхты, дворцы и личные самолеты – достойное вознаграждение за эффективное управление. Что на это возразить? Во-первых, больше одного килограмма мяса и банки черной икры в день человек не осилит, больше одного дворца и пары автомобилей имеют немногие. Во-вторых, зарплату выплачивает себе предприниматель из прибыли, а, значит, он уменьшает инвестиции в развитие своего (или чужого) предприятия. Сокращение инвестиций серьезно снижает эффективность производства и производительность труда. Чрезмерное потребление собственника производства создает громадные риски для предприятия, в высококонкурентном современном мире это чревато большими проблемами. Чтобы убедиться в этом, вернемся в нашу маленькую страну, но сделаем ее чуть более реальной. Теперь здесь трудятся два собственника производства.

Оба используют одинаковые технологии, и на их предприятиях занято абсолютно одинаковое количество рабочих. Производство растет, а вместе с ним растут и реальные зарплаты. Но, в силу того, что один из предпринимателей потребляет чуть больше, зарплаты на его предприятии, неизбежно, становятся чуть меньше. Платить больше он не может в принципе, потому что начнет терпеть убытки. Бесконечно долго подобная ситуация сохраняться не может. Другой предприниматель имеет прекрасную возможность завоевать рынок и вытеснить конкурента. Для этого у него имеется масса возможностей. Он может немного понизить зарплаты, и установить их на уровне чуть выше, чем у конкурента, а на сэкономленные деньги переманить дополнительного рабочего. При этом, подобную процедуру он может продолжать достаточно долго.

После ухода каждого рабочего выручка у первого предпринимателя будет неумолимо падать, и для того, чтобы поддержать свое потребление, он будет вынужденно постоянно снижать уровень зарплат. Кроме того, второй предприниматель может воспользоваться кредитом, и ему его с радостью предоставят рабочие, получающие более низкое вознаграждение. Они с лихвой компенсируют свои затраты более высокими заработками после перехода на новое место работы. Заметим, что производительность труда на предприятии первого предпринимателя будет неизбежно ниже, потому что большие личные расходы на потребление не позволят увеличивать капитал таким же темпом, как и у конкурента. В любом случае, исход борьбы заранее предрешен. Уменьшая инвестиции и увеличивая личное потребление, предприниматель идет на смертельный риск. Мраморные лестницы и золотые унитазы, очень часто, становятся предвестниками скорого упадка. Средства, потраченные на предметы роскоши, могли быть потрачены на расширение капитала и увеличение производительности труда, что стало бы весомым аргументом в будущем конкурентном сражении.

Покинем нашу маленькую страну и вернемся, наконец, к обсуждению доли труда и капитала в конечном продукте.

IV. Труд и капитал. Законы производства.

Как следует из уравнения (2), прирост производства отдельной фирмы выглядит так:

d(pq) = d(wl) + d(rk) (3)

Предприниматель находит способ увеличения производительности труда, внедрив, предположим, в производство новую технологию. Заранее оговорим, что за единицу стоимости примем стоимость единицы конечного продукта. Единицу стоимости выбрать необходимо, потому что в экономике важны не абсолютные цены, а относительные. Естественно, предприниматель в начале производственного цикла выплачивает такую зарплату, которая существовала до внедрения новой технологии. Возражений против этого быть не должно, рабочие все получают сполна, они выкупают весь продукт, и уравнение (1) выполняется. После завершения производственного цикла и продажи произведенных товаров предприниматель получает прибыль, поскольку его рабочие произвели больше, чем в предыдущем цикле (не забываем, что за единицу стоимости мы приняли стоимость единицы товара). Прибыль d(pq) будет равняться приросту производительности труда d(wl):

d(pq) = d(wl)

Подержав прибыль в руках, предприниматель принимает решение о том, куда ее направить. У него есть две возможности. Первая возможность: предприниматель приобретает дополнительный капитал, и прибыль уходит на зарплаты рабочим, занятым производством капитальных благ. Уравнение (1) выполняется. Кроме того, поскольку вся прибыль инвестируется в дополнительный капитал

d(wl) = d(rk),

то прирост производства потребительских товаров за весь период составит

d(pq) = d(wl) + d(rk) = 2d(wl) (4)

Замечательный результат. Прирост потребления в два раза больше первоначальных инвестиций в капитал. Рост реальных зарплат в два раза превосходит размер инвестиций. Именно поэтому, и для отдельного предприятия, и для целой экономики стоимость рабочей силы в два раза больше стоимости капитала. Значит, доля труда в стоимости конечного продукта составляет 2/3, а доля капитала – 1/3. Полученные значения достаточно хорошо согласуются с результатами Дугласа. Выходит, законы производства все-таки существуют, существует механизм, вынуждающий предприятия тратить на зарплаты своих сотрудников в два раза больше средств, чем на инвестиции. Обсудим другой способ использования прибыли предпринимателем, но, забегая вперед, отметим, что он приведет нас к тому же результату.

Вторая возможность предпринимателя заключается в выплате всей прибыли рабочим. Возросшее вознаграждение позволяет рабочим сохранить потребление неизменным, и осуществить сбережения, которые в виде кредита попадут к другим предпринимателям (или к этому же), и будут направлены на инвестиции. Вторая возможность использования прибыли выглядит менее логично, чем первая. Почему? Потому что рост реальных зарплат означает снижение относительной стоимости капитала, что должно заставлять вкладывать дополнительные средства в капитал. Даже если работники откажутся от осуществления сбережений, предприниматель будет искать способы пополнения капитала или замены рабочей силы капиталом. Для того, чтобы производство оставалось эффективным, такой шаг необходим. Если, все же, предприниматели после получения прибыли откажутся инвестировать средства в дополнительный капитал, то сложится парадоксальная ситуация: стоимость рабочей силы в отраслях, производящих потребительские товары, окажется выше, чем в отраслях, связанных с производством капитальных благ.

Такая ситуация долго сохраняться не может: зарплаты рабочих, которые производят капитальные блага, обязательно вырастут, и стоимость капитала возрастет. Поэтому отношение стоимости капитала к стоимости рабочей силы, неизменно, будет равняться ½. Поэтому в любой стране потребление составляет 2/3 ВВП. Это неизбежно, как смена дня и ночи, как приход зимы и лета. Таковы законы производства.

V. Выводы.

В условиях стационарной экономики прибыли, экономический рост, сбережения и инвестиции отсутствуют. На это есть веские причины. И в растущей, и в стационарной экономиках в любой момент времени должно выполняться равенство между общей стоимостью всех выпущенных потребительских товаров и денежным вознаграждением всех работников, которые заняты в производстве. Поэтому в стационарных условиях общая выручка и затраты производителей постоянны и равны между собой. В условиях экономического роста прибыль возможна, но об этом несколько позже.

Если в стационарной экономике попытаться осуществлять сбережения, то производители, неизбежно, начнут терпеть убытки. Их затраты, которые представляют собой зарплаты рабочих, занятых производством потребительских и капитальных товаров, будут превышать выручку на величину сбережений. Поэтому зарплаты будут немедленно снижены, и осуществлять сбережения в таких условиях чрезвычайно затруднительно. И в них нет никакого практического смысла: предприятия не имеют возможности взять кредит, прибыли нет и платить проценты нечем. Даже, если все деньги будут потрачены на покупку товаров, предприятия лишь смогут возместить свои расходы. Стационарная экономика – это экономика в состоянии экономического кризиса. Прибыль, инвестиции, сбережения, процент и экономический рост равны нулю.

Такое положение наступает тогда, когда экономика достигает границ своих производственных возможностей, когда все, или почти все, предприятия одинаково максимально эффективно используют имеющиеся ресурсы. Единственной возможностью преодоления этого состояния является внедрение инноваций, которые позволяют существенно увеличить производительность труда. Заплатив в начале производственного процесса за труд, установившуюся на рынке цену, в конце производитель получит некоторую прибавку, которая появляется благодаря внедрению инноваций. Выпуск товаров увеличится, и выручка станет больше затрат. Так в растущей экономике возникает прибыль, которая направляется на приобретение дополнительного капитала. Дополнительный капитал необходим для эффективной работы предприятия. Предприниматель и общество в целом получают двойную выгоду: производство растет и по причине увеличения производительности труда, и в связи с появлением дополнительного капитала.

Кроме того, в этом и заключена причина того, что потребление в два раза превышает инвестиции и составляет 2/3 размера ВВП. Показатели степеней для труда и капитала в функции Кобба-Дугласа, а, следовательно, доля труда и капитала в конечном продукте, составляют 2/3 и 1/3 соответственно. Законы производства, о которых говорил Дуглас, существуют. Средства, направляемые на увеличение зарплат и наем дополнительных работников, превышает в два раза средства, инвестируемые в покупку дополнительного капитала. И это не зависит от того, какую страну, регион, отрасль или предприятие мы рассматриваем. Так было, так есть и так будет, а, значит, это и есть закон производства.